Марат Гизатулин - Чирчик впадает в Средиземное море, или Однажды бывший советский пролетарий

А сейчас мой пролетарий взволновался не на шутку, и я это видел.

Девушка просто светилась своей ослепительной улыбкой на ярком узбекском солнышке! А, может, это солнце засияло ярче, глядя на неё и опасаясь конкуренции.

Не замечая произведённого их появлением фурора, юноша, возглавлявший группу выпускников из Владимира, деловито и буднично поинтересовался размерами взносов.

– Ну, думаю, чтоб по паре пузырей на лицо! – приходя в себя, жизнерадостно выпалил комсомольский организатор, не сводя немигающих удавьих глаз с понравившейся ему девушки. Надо же было как-то начинать организовывать комсомольскую жизнь цеха!

Сегодня, наверное, нужен перевод с древнесоветского – пару пузырей на лицо – это две бутылки красного портвейна «Чашма» на одну персону. Комсомолец из Владимира, которого, оказывается, звали Сэм, а в миру Серёга, понимающе кивнул, но высказал разумное опасение, что этого может оказаться недостаточно. Девушки стеснительно захихикали.

По всему было видно, что комсомольцы моему пролетарию попались толковые, вместе они быстро коммунизм построят. Хотя бы в отдельно взятом цехе.

И действительно, мы очень подружились с этими ребятами, а пролетарий мой особенно подружился с той, что красотой своею затмевала солнце. Мы гуляли по городу – пролетарий с красавицей впереди, а мы с её подругой и Сэмом чуть сзади, чтобы не портить вид. Пролетарий совсем не смотрел на дорогу, а только на неё, неестественно выгнув шею и рискуя сбить встречного прохожего или угодить в арык. Но прохожие, завидя нас, сами падали снопами по обе стороны тротуара, из чего я убеждался, что не ошибся, посчитав её самой красивой, ибо меня многие и раньше уже видели, но не падали, если, конечно, не праздничный день.

Рабочее общежитие, где её с подругой поселили, было в пяти минутах от дома моего пролетария, что делало его счастье практически беспрерывным, что называется, без отрыва от производства. Впрочем, близость их жилищ не важна, ибо мой пролетарий практически перебрался к ней, и комендант общежития его считал уже своим и не выгонял на ночь.

Вечерний институт, где мы с ним учились после рабочего дня, он совсем забросил и в конце концов, родители, не вынеся его безмерного счастья, сбагрили парня в Москву.

6

И вот теперь бывший советский пролетарий, а ныне советский студент, собирается в далёкий город Гродно, что почти на самой границе безграничного союза социалистических и при том ещё советских республик, как одно время было принято называть наши колонии.

Собирается, значит, собирается, деньги копит на билет в общем вагоне в одну сторону. Я его потом спрашивал, но он не помнит, может быть, рублей семь билет стоил.

Наконец, дней через пятнадцать-двадцать нерадивый студент, не дожидаясь выходного дня, сел в поезд. В дорогу взял только свой дипломат, в котором лежало два батона рижского хлеба по двенадцать копеек и бутылка пива за тридцать семь. В поезде ничего интересного не было, если не считать хлеба, который пролетарий, лёжа на второй полке, украдкой отщипывал из-под подушки, жмурясь от удовольствия и предвкушая радостную встречу и праздничный стол.

Выйдя из вагона в Гродно, он бодро направился искать общежитие гродненского производственного объединения «Азот». Кое-как нашёл, но там его ожидало жесточайшее разочарование. Оказывается, буквально вчера, раньше положенного времени, командированные из Узбекистана в полном составе отбыли в город Щёкино в Тульской области. Продолжать стажировку. Это было не разочарование даже, это был удар. Ведь у пролетария денег даже на обратный билет нет. И хлеб весь съеден. Вернувшись на вокзал, он дождался обратного поезда и пошёл вдоль поезда плакаться. Нашёл сердобольную проводницу, что-то наплёл ей, и та сжалилась над бедным студентом, впустила его в своё купе.

Неравнодушный к путешествиям студент ещё успел сбегать к привокзальной палатке и на последние копейки купить там кулебяку с капустой. Только на метро пятачок приберёг, а на электричке до Клязьмы он и зайцем доедет.

Бывший пролетарий сидел в купе у проводницы, глядел невидящими глазами на чёрные занесённые белым снегом ели в чёрном пространстве, пока она билеты собирала, жевал кулебяку и мрачно думал о своём дальнейшем житье. До стипендии ещё неделя, а денег взять неоткуда. Он-то рассчитывал всю неделю в Гродно прожить на дармовых харчах и в Москву вернуться аккурат к самой стипендии.

Поезд прибывал утром, и студент решил сначала в институт съездить. В общежитии шансы практически нулевые, а в институте наверняка удастся у кого-нибудь из москвичей рублишко одолжить до стипендии.