Александр Ерофеев - Детали и дали

Сразу скажу, что большую всемирную беду – пандемию – и большую российскую беду – окончательное установление клептократической диктатуры – я здесь напрямую не затрагиваю. Как говорится, видится на расстоянии. Но, перечитав собственные тексты, с некоторым даже изумлением понял, что некие предчувствия и рефлексии на эти темы в них увидеть можно.

Вообще, надеюсь, вам будет нескучно – на большее не рассчитываю.

И последнее – технический момент. В тексте много выражений на английском, которые я перевожу в сносках. Не все же обязаны знать английский. Но есть также много прямых и перековерканных цитат и аллюзий. Их я не всегда поясняю – предлагаю читателю самому разобраться и надеюсь, что меня не привлекут за нарушение авторских прав…

Раз в год я вожу отца на его родину – в село Станки Вязниковского района Владимирской области – поправить могилы его родителей. Соответственно, моих бабушки и дедушки, Елизаветы Алексеевны и Николая Петровича.

Название «Станки» – не мануфактурного свойства, а гораздо более древнее. Якобы здесь был стан монголо-татар на пути к Владимиру.

Папе скоро 78 лет, два месяца назад был второй инсульт. Тем не менее, попросил снова свозить его: надо покрасить ограду, посадить цветы, вообще посмотреть что как. Ведь в деревне никого из родственников не осталось.

Должен признаться, я вообще люблю бывать на кладбищах. Как-то мне там спокойно. Но это – особенное. В одном из многочисленных берёзовых перелесков поодаль от деревни. От берёз и светло, и тенисто, и сорняки не растут. Даже неухоженные могилы выглядят пристойно – листья да редкая трава. Земляника. Как раз ягоды покраснели.

Хорошо спится, наверно.

Хотя неухоженных могил очень мало: за большинством присматривают, это видно. Гигантских обелисков, высящихся надо всем и вся, нет. Как и в деревне, все здесь более-менее равны – могилки небогатые, но ухоженные.

С моего детства в Станках изменилось многое. Раньше пило большинство мужчин – теперь, похоже, и многие женщины, и чуть ли не дети. Появились наркотики, о которых раньше и слыхом не слыхивали. Молоко можно добыть только у опять же неслыханных прежде пришельцев из Средней Азии. Совхоз здешний никогда передовым не был, но худо-бедно функционировал. Теперь же ни одно поле не засеяно, развалившиеся постройки щерятся ржавыми останками каких-то механизмов. Сталкер.

Но за могилами неведомо чем живущие станковцы ухаживают, как прежде. Может, как принято в таких случаях говорить, не всё ещё потеряно.

А главное здесь для меня – то, что это маленькое, с гектар, кладбище населено персонажами летних месяцев моего детства, которые я проводил у дедушки с бабушкой. Самые разные деревенские люди самого разного возраста, которые

играли у нас в карты – в неведомых «козла» и «рамса»,

выпивали с дедушкой,

сплетничали с бабушкой,

обсуждали предстоящую охоту,

и просто заходили поговорить о текущих станковских делах —

почти все они теперь здесь.

И, бродя по дорожкам между оград, с ними как будто можно беседовать. Очень странное, скажу вам, ощущение!

Вот экстравагантный Федя Шачков (отчеств многих не помню – помню, как называли дома), который до смерти пугал меня, пятилетнего, истошными песнями у нас под окнами, а также нарочито громко орал на Клязьме к возмущению прочих рыбаков, развивая свою теорию, что рыба человеческие звуки не слышит.

Вот наш сосед Серёга Елизаров – отличный плотник, а по совместительству – учитель труда, знаменитый также тем, что не раз видел НЛО над лесом (и даже, кажется, докладывал об этом корреспонденту районной газеты «Маяк». Сомнение в рассказанном вызывало только его обычное состояние). Интересно, кстати, почему пришельцы перестали наведываться к нам с концом развитого социализма? Раньше их видели очень многие.

Вот Ольга Степановна Изволенская, дочь последнего дьячка заречной Серапионовой пустыни. Даже старухой она была красивая, сильная, статная – и очень доброжелательная. Всегда приносила мне что-то вкусное собственного изготовления – то «пресняки» с чёрной смородиной, то желе из красной. Мужа убили в 41-м, и замуж она больше не вышла. Уехала в Истру и воспитывала сына одна. Под пенсию вернулась, а теперь и сын, дядя Федя, восхищавший меня на открытие охоты шляпой с пером, щеголеватым патронташем и ножом с наборной ручкой из оргстекла, доживает здесь свой век.