Дмитрий Завадский - Буду популярен после смерти

Давай же, будь собой, давай, играй свои роли!
Пока свою я спрячу под стол, на антресоли.
Давай же, двигай к цели и делай это метко,
Я тоже буду двигать, как ты, за три конфетки.
Давай, будь честным что ли, хотя б в поход к врачу.
Я правду тоже спрячу, я тоже промолчу.
Давай ты честным будешь, кристальнее воды.
Я тоже таким буду, все ж ради выгоды?
Что я тут делаю? Ради чего стараюсь быть?
Зачем чернить систему, против теченья плыть?
Что я за человек? Зачем конфликт искать?
Зачем стараться худшим врагом людей всех стать?
Досье готовит кто-то под запись на CD.
Зачем собой рискую? Отвечу не в сети́.

Да, я готов жить.
Жить – это как цветку расти водой поливаемым.
Только бы сорняком не стать и недругов не нажить,
Когда стану легко узнаваемым.
Я готов жить честно, открыто,
Не стесняться чужих ничуть,
Только б знать где собака зарыта:
Какой путь не ведет к мечу?
Я мечтал и убил мечтателя,
Я любил, но познал лишь ненависть,
Я писал и убил писателя —
Мне пора изменять свою летопись.
Жить готов, пусть не сразу все вяжется,
Жить готов, забыв про огорчения,
Но порою мне вовсе кажется,
Будто жизнь не имеет значения…

Дворец диковинный предстал пред очами усталого путника.
Многое он повидал в жизни зрелой: и горе, и радость,
Но возжелал поглядеть мир глазами невинного узника.
Дело нехитрое сделано было, и вор оказался в темнице на старость.
Сырые и мрачные стены, решетка и небо едва ли виднеется.
Жестокие и беспощадные, как лютые звери снуют надзиратели.
Похлебка червивая с талией силами мерится.
Вопрос возникал: что ж за нелюди места такого создатели?
Нары клопами насквозь изъедены и изувечены,
Окровавлены ноги, безжалостно скованные кандалами,
Время втрое длиннее мерещится, сон скоротечнее,
Смерть подругой становится, тешится, извиваясь, скользя под ногами.
Не видать ни причудливой формы башни, ни девиц у сада,
Воздух чистый не властен в кромешной тьме.
Беседы, что жить там добротно есть небылиц услада,
И от жажды опыт постичь такой стало давно уже не по себе.
Испокон веков всем известно, что от худа не станут люди добрее,
И старик осерчал, возненавидел мир, но в глубине души
Мечтал об услугах цирюльника и брадобрея.
Жизнь написать свою заново бы… Только сломаны карандаши.
Лишь когда перестал старец передвигаться,
Стражи вынесли полуживое тело за стены дворца.
Долго сидел на земле он, и, плача, вдруг стал улыбаться,
И со словами «свершилось» замертво пал, разрывая прохожих сердца.
Мало кто ради познаний способен пойти на такое:
Страдать, терпеть, голодать, в плохих одеваться одеждах.
Но только запомнить тут надо другое:
Возможно всегда выжить только имея надежду.

День самой грустной радости
На пыльных полках у многих лежат черно-белые фотографии,
На них невеселые люди, военная техника, форма с наградой.
Нам оставили память тех дней в кинолентах, учебниках,
Вот и знает мое поколение о лагерях и про битву под Сталинградом.
Много людей полегло: кто за будущее твое и мое, кто по приказу,
Кто по случайности в землю в конце только слег, а кто-то и сразу.
Как свистят смерти пули и выглядят рваные раны,
Как стонут в больницах солдаты и как выживают детишки,
К счастью, с тобой мы, мой друг, ничего абсолютно не знаем,
Но лишь день посвятить в году памяти точно не будет ведь лишним.
Прогремит вам салют в день Победы! Спасибо, родные!
Мы запомним навеки, какой заплатили вы счет.
Среди прочего зла, что творится везде и повсюду отныне,
Запомним, что нет на всем свете страшнее войны ничего.
Мы запомним подвиги и не забудем имен, не забудем сражений названий.
Мы забудем только то, что своих же грабили партизаны…
Мы забудем совсем имена предателей и капитанов-бездарей,
И прежде чем восхвалять за доброту всех наших и быть лжецами,
Мы вспомним: фашисты дедов, как капусту резали,
Но и наши деды ведь делали то же самое…
Прав и не прав – в военное время неважно.
История вечно лжет, приобретая любой узор,
Но я точно знаю: для человечества в нашем мире, любая война – позор.
К счастью и к сожалению, от неведения и от знаний,
Празднуем вместе траур. День – девятое мая…