Под утро я провалился в сон. Мне снился рассвет в горах. Я лежал за камнями и целился в восходящее солнце, которое было большим и красным. Оно заняло весь оптический прицел винтовки и от этого резало в глазах. Сухо прогремел выстрел, и на моих пальцах выступила кровь. Она струилась по ложу винтовки, залила стекло прицела и с дробным стуком падала на камни.
От страха я проснулся. На улице было светло. Жены рядом не было. Через открытую дверь в глаза бил из коридора свет от яркой лампочки и на улице в жестяной карниз стучали капли дождя.
После завтрака я поехал в тот город, где, по моим рассчетам, должен жить и, наверное, работает мой вчерашний клиент. Припарковав машину в глухом переулке недалеко от центра, я пошел к центральной сберкассе. У длинной стойки, где несколько миловидных девушек обслуживали клиентов, я спросил одну из них:
– Могу я поговорить с господином Максом?
– У нас нет работника с таким именем, – ответила она мне.
Через дорогу в немецком банке было не так людно. В зале на стене висели фотографии работников банка. Макса среди них я не нашёл.
В народном банке женщина с серыми волосами на мой вопрос спросила:
– Вы имеете в виду господина Обермайера. Он уехал. Жене стало плохо.
– Можете вы мне сказать, где он живёт?
Женщина удивлённо посмотрела на меня.
– Извините. Такую информацию мы не даём. Господин Обермайер будет после обеда здесь. Я могу вам организовать встречу с ним. Вы хотите оформить кредит, или у вас другой вопрос к нему? Как ваша фамилия?
– Нет. После обеда мне некогда. Зайду в следующий раз, – сказал я, не отвечая на её вопрос, и вышел.
Я вернулся к своей машине. Была только половина одиннадцатого и поэтому я решил выехать из города и где-нибудь отдохнуть. В двух километрах от города въехал по грунтовой дороге в маленькую рощу и заглушил мотор. Здесь было тихо. Дождь прекратился, и птицы пели на разные голоса, радуясь теплу и пробившемуся сквозь тучи солнцу. Пахло хвоей и прелыми листьями. От тишины и свежего воздуха меня стало клонить в сон. Я включил радио на малую громкость, улёгся на заднее сиденье и заснул.
Проснулся через два с лишним часа. Диктор по радио как раз начал передавать местные новости. В городе я снова припарковал машину в том же переулке. Напротив Народного банка находилось кафе. Оно было почти пустым. Я занял место у окна, так, чтобы видеть вход в банк, и заказал себе кусочек пирожного с кофе.
Макс появился в половине третьего. Он приехал на «Фольксвагене» и припарковал его недалеко от входа в банк. Заказав ещё одну чашку кофе, я подождал с полчаса и рассчитался с кельнером. На своей машине я выехал из переулка, нашёл свободное место у бордюра метрах в пятидесяти от банка и стал ждать. В четыре часа Макс снова вышел из банка, сел в машину и поехал в сторону клиники. Он остановился напротив входа в клинику и, не закрыв машину, вошёл в нее. Через две минуты он вышел, толкая перед собой инвалидную коляску, в которой сидела седая женщина. Она выглядела усталой. На бледном лице застыло выражение безразличия. Тонкие прозрачные руки лежали ладонями вниз на коленях. Что-то напоминало в ней ту красивую и жизнерадостную женщину на фотографии, но что именно, было трудно понять. У машины Макс взял жену на руки и пересадил её на переднее сиденье. Коляску он собрал и уложил в багажник. Я не поехал за ними, а вошел в клинику и подошёл к окошечку портье.
– Где мне найти доктора Венделя? – фамилию доктора я прочитал на щите, где была информация об отделениях клиники и врачах.
– Доктор Вендель сейчас на операции.
– Похоже, жена господина Обермайера снова заболела? – проговорил я.
– Несчастная женщина. Мало того, что она перенесла два инфаркта и паралич, теперь ещё и печень начинает отказывать. Сегодня ей опять делали переливание крови, – портье замолк, почувствовав, что сказал лишнее. – Вы знакомы с господином Обермайером?
– Нет. Просто наслышан о нём и о его несчастьях.
– Да, этой семье пришлось много вынести.
Портье углубился в чтение какого-то документа. Я вышел из клиники и поехал назад, в свой город. Решение во мне начало созревать давно, уже с того момента, когда я увидел у себя на столе пачку денег. Теперь же я созрел окончательно. Мне не то, что было жалко этих двух людей, мне, действительно, было обидно за их загубленную жизнь без будущего. И в отношении морали я был с сегодняшнего дня на американской стороне. Я был убеждён, что тот, кто насилует и убивает, не имеет права на жизнь. Конечно, у меня было полно аргументов против этого убеждения, но деньги не оставили им никакого шанса.
Читать дальше