Артем Овечкин - Время худеть

По ходу он кричал о том, что-де так нельзя. О том, что хозяева наверняка готовились к его приезду, распланировали свой день, приготовили ужин, а может быть, даже отказали кому-то другому.

Он все кричал и кричал. Кричал и кричал. Не оборачиваясь кричал, спиною к Миле. Не любил Артур Анатольевич выставлять свои слезы на показ, ой как не любил.

А теперь надобно объяснить его поступок.

Итак. Во-первых, Новиков – послушный персонаж. Он разделяет мнение авторов на тот счет, что в этой истории разврату не место. Эвфемизмы, пошлости и сальные метафоры – это одно, – но сам процесс пускай останется за кадром.

Во-вторых, мы вспоминаем о том, что Новиков исключительно вежлив. И пускай отказывать даме невежливо, проделать с дамой все те жуткие вещи, на которые Артура подстрекала фантазия, стало бы еще более невежливо. После них даме будет больно делать книксен, а книксен для дамы, что для шарпея складочки.

Ну и в-третьих, Новиков женат. Очень женат. Так глубоко, что для всплытия понадобится барокамера.

Заглянем в прошлое.

Как и любой другой подросток, пубертатный Артур Анатольевич планировал успеть в своей жизни многое. С десяток несчастных любовей, всяческих перипетий, интриг, метаний и страданий. Где-то бросили его, где-то бросил он, где-то виною стали обстоятельства.

А после! Ох, что было бы после! Ламповые посиделки с друзьями и тосты за «а пошла она». Полуночные звонки, случайные интрижки, флирт по поводу и без. Романтика жизни.

Так вот.

Ничего этого у Новикова не было. Прямо вот нихрена.

Первая же девушка, с которой он завязал отношения, стала его женой. Так бывает. Редко, но бывает. Такая любовь не воспевается повсеместно лишь потому, что воспевать ее невыносимо скучно.

Представьте себе балладу о рыцаре, который спас принцессу из башни дракона. Только вот без дракона. И без башни. И без спасения как такового. Да и рыцарь с принцессой, по правде говоря, родом из рабочего-крестьянского сословия.

И что же остается? Простое тихое счастье.

А что до измен, так тут все просто. Для того чтобы не изменить, нужно сделать ничего . Для измены, напротив, требуется приложить определенные усилия. Как минимум, физические.

Так что «случайная измена» – формулировка очень и очень сомнительная. Как «неосторожные действия, повлекшие за собой хищения в особо крупных размерах». Ну или «поддержка малого бизнеса государством».

Утирая обидные слезы, Новиков взлетел на крыльцо и постучался в дверь…

Решетка изолятора шла по комнате наискосок. Лавочки стояли вдоль стен, выкрашенных в усталый маренго. Единственное окошко было зарешечено и выходило на оживленную улицу, – сквозь толстое мутное стекло виднелись фигуры прохожих и огни фасада кафе напротив.

С белого потолка на белом же шнуре свисал цоколь с лампочкой. Слева от распахнутой двери пристроилась вешалка. Мерно тикали часики. Теплый электрический свет придавал этому месту налет старины, и даже паучок в углу выглядел винтажным.

Уютно было в изоляторе. Спокойно.

Иван Хельсин сидел за столом и перебирал какие-то бумажки. Володя Вавилов смотрел на паука.

Если эта история когда-нибудь получит экранизацию, то в камере обязательно будут сидеть две проститутки и бомж, – так должно быть по законам кинематографа, – но вот именно сейчас они куда-то запропастились.

Время близилось к девяти часам вечера. Володя скучал.

– Слышь, Хельсин?

– Ммм? – полицейский оторвался от работы и поднял голову.

– Что сделано, то сделано, – сказал колдун. – Обратно не воротишь. Но скажи, пожалуйста, зачем ты вообще ко мне пристал?

– Так я же тебя давно ищу.

– Правда?

– Правда.

– А чего?

– Не люблю я вашего брата, вот чего.

Иван встал из-за стола и потянулся в могучем зевке. Без куртки он выглядел еще внушительней. Ему бы прямо сейчас надеть рогатый шлем, оседлать птеродактиля и полететь в пустоши бить мутантов.

– Житья мне из-за вас, сволочей, нету, – Хельсин подошел к решетке. – Бабушка у меня очень мнительная, понимаешь?

– Честно говоря, нет. Не понимаю.

– А я понимаю.

Полицейский заложил руки за спину и уставился в прошлое.

– Сколько себя помню, я всегда жил с бабушкой. Родителям было не до меня. Мать круглые сутки торговала цветами. Отец пахал на трех работах, а ночами подрабатывал в такси, – тяжелый вздох. – Мало что с тех пор изменилось.

– Бедный твой батя. Я бы сдох.

– Да нет, с ним все нормально. Стало легче. Но лично я все так же живу с бабушкой. Вот только теперь не она за мной присматривает, а я за ней. И знаешь, все никак не присмотрю! Она у меня, ну, понимаешь…