Артем Овечкин - Время худеть

– Там какое-то существо в кустах!

– Что ты несешь? Какое еще существо?

– Какое!? – водитель чуть не задыхался от ужаса. – Страшное, мать его! Страшное!

А звали то страшное существо Володей Вавиловым. И стоит отметить, что при определенном освещении он действительно выглядел лихо. Лицом он сильно напоминал исколотого ботоксом мопса.

Правда, у него самого на этот счет имелись другие соображения. Сам он считал свою внешность эталоном мужской грубоватой красоты. Сам он видел себя самцом. Кобелем, который не дожидается сучьей течки, а провоцирует ее.

Талант к самообману всегда был в характере Володи, равно как и серьезное, – прямо-таки сурьезное, – отношение к себе.

Итак, что нам о нем известно?

До тридцати лет Владимир трудился на кухне. Поваром. И как, черт его дери, трудился! Одно время в оренбургском общепите его имя даже стало нарицательным. Так и говорили, мол, «не будь Володей», «ты ж не Володя», «по кухне как будто Володя прошелся».

Но то дела давно минувших дней. Десять лет прошло с тех пор, как Володя решил сменить профориентацию. Он устал. Вся эта постоянная необходимость двигаться и думать убивала его. И потому, наверное, кухонной суете он предпочел занятие, которое уразумел более достойным зрелого самодостаточного мужчины. Он стал колдуном.

Да, да, именно так. Колдуном.

Хотя сам Володя слово «колдун» не жаловал. Он предпочитал сказываться «биоэнерготерапевтом». Он шел в ногу со временем и не хотел иметь ничего общего с безумными оккультистами.

Тем временем визг покрышек удалялся.

Биоэнерготерапевт Владимир проводил мерседес взглядом, огляделся и перебежал на другую сторону дороги. Тут он накинул на голову биоэнерготерапевтический капюшон и перебросил через забор биоэнерготерапевтическую лопату.

Еще раз огляделся – вокруг ни души.

Этим вечером профессиональный долг привел его на кладбище. И чем меньше свидетелей застанет его за работой, тем будет лучше. Для всех.

Володя подпрыгнул и зацепился за забор.

– Но почему он не войдет через центральный вход, как все нормальные люди? – спросит гипотетический наблюдатель.

– А потому, – ответят ему, – что Володе вход на кладбище строго воспрещен. Он худшее, что случалось здесь со времен готических субкультур. Нет, даже хуже. В разы! Те подростки никому особо не мешали, тихонечко слонялись, пили, плакали, слушали музыку, а вот Володя – он совсем другое дело. Все эти его… выходки … аж жуть берет.

Время не тянулось, не летело и не замирало. Шло.

Владимир преодолевал забор в лучших традициях немых комедий. Он скользил, забавно выпячивал задницу, пару раз чуть не сорвался и в конце концов зацепился рукавом за кусок арматуры. Крепко зацепился. Рукав так и остался реять там, наверху, когда Володя свалился вниз.

Показались татуировки на руке колдуна.

Право слово, то были не татуировки, а настоящая мозаика из рун, надписей и цифр, – преимущественно шестерок. На локте чернел перевернутый крест. Все плечо занимала козлиная голова, которую мастер весьма изобретательно вписал в пентакль; на запястье красовалась одноглазая пирамидка, а на пальцах черепушки.

Ну а как иначе? Занятие биоэнергетикой обязывает соблюдать определенный стиль.

Володя поднялся на ноги, отряхнулся и подобрал лопату. Ну, с Богом, – подумал он, – наше дело правое, – и двинулся вглубь кладбища.

Могилы на окраине его никак не устраивали. Слишком уж они старые и сплошь заросли деревьями, так что при копке непременно наткнешься на корни. А ведь для задуманного колдуну кровь из носу нужно было добраться до гроба.

Кстати, – спохватился Володя. Он сунул руку в карман и с облегчением выдохнул. Фотография лежала на месте, не выпала и не замялась. На ней была изображена некая жена некоего мужа, а по совместительству…

…паскудная дрянь! – подумал колдун и продолжил мысль. – За пятнадцать лет брака так своего супружника заездила, что тому хоть в петлю.

Да тут кто угодно заскулил бы. Это ж невыносимо так жить! Бедный мужик жилы рвет, повышение за повышением выслуживает; и ипотеку выплатил, и машину новую взял, и на отдых всю семью вывозит. Троих, между прочим, детей! Все деньги им ! Все время им ! А дни рождения? А новые года? Халовины? Это разве жизнь? Это гребаное белкино колесо, а не жизнь!

Так еще, по словам Верочки, у них дома настоящая муштра. Бедняга сразу после работы бежит домой, не иначе как опоздать боится. И чуть ли не через день с цветами. С цветами! А бедная Верочка что от него видела? Всратые тюльпаны на восьмое марта, вот что!