Павел Нефедов - Тени

Я закрыл глаза, чтобы меня не смущали внезапные глюки от слепоты. Время встало. Кожей я ощущал малейшее движение в доме. Скрип старых полов и стен. Капли воды из крана. Стуки ветра в окна. Грохот далекой стройки многоэтажного дома, которая никогда не прекращалась.

Постепенно, шум прекратился.

– Куда все подевалось? – Подумал я, оставляя глаза закрытыми.

Стройка взяла перерыв, ветер стих, кран починился, стены и пол избавились от своей старости.

Тишина. Тяжелая и мрачная глухота.

Ничего.

– Пи! – Раздался мощный ультразвук, раздирающий мои уши.

– Аааа. – Заорал я.

Душа покинула меня, а тело забыло, как осуществлять свою жизнедеятельность. Веки намертво припаялись к глазам.

Звон в ушах не прекращался, порождая дикий шум.

– Пи! – Повторила ужасная тишина.

Голова взорвалась искрами и болью.

– Что это? – крикнул я, добавляя шум своим мозгам.

Ультразвук и мой крик соединились в одну противную мелодию. Словно лезвие ножа царапало стекло. От самого начала и до конца, снизу вверх, сверху вниз. Много раз.

– Пи-пи. – Раздалось снова.

Ватное состояние слуха, позволило мне разобрать этот звук. Шум перешел границу страха.

– Драные мыши! – Завопил я. – Никогда не слышал в этом доме. А тут, на тебе, появились. Именно сейчас. Пошли вон наглые уроды! Не видите, у меня сеанс чревовещания.

Я засмеялся, нелепо обвиняя себя этим смехом. Хотя мой испуг был неподдельным!

– Так, детство вернулось! – Сказал я, вспоминая свои детские страхи.

Немного успокоившись, я обратил внимание, что светлые пятна под моими веками пропали. Я привык к темноте.

– Пора открывать. – Подумал я.

Как испуганная школьница, которую прижал насильник, я начал потихоньку отворять глазки, немного прикрывая их ладонью.

Небольшая щель успокоила меня. Вокруг все было однообразно темно.

Я резко открыл глаза полностью.

Однообразная темнота оказалась небольшим черным пятном в общей темноте помещения. Похожим на летающее животное. И оно содрогнулось. А потом набросилось на меня.

Я попятился назад, позабыв, что в прихожей есть лестница из двух ступеней. Сильный грохот взорвал жуткий холл.

Я начал ощупывать тело, не разбил ли еще что себе. Все было в порядке. Более того, я до сих пор стоял на ногах. Страх внутри меня отключил разумность. И я уже не понимал, что твориться. Позади меня стоял стул, который я ловко обходил, находясь в здравом уме. Но, как только я погрузился в свои глупые приключения в темноте, я тут же утратил логические мысли. Грохот падающего стула превзошел даже мышь. На этот раз я не смеялся. Мне реально было страшно, даже, когда я вспомнил про стул.

Я робко посмотрел на то место, где было летающее животное.

– Фу, ох. – Прошептал я. – Слава богу.

Тюль мирно покачивалась в кухне, а ее узор в виде цветка, отражался в зеркале тенью, похожую на животное с крыльями.

– Вот я даю. – Подумал я. – И почему именно животное, а не просто птица? Меня, по-моему, съедает страх.

Я пошел в кухню и отодвинул тюль. Но в прихожую не стал возвращаться.

– С меня хватит на сегодня! – Сказал я, направляясь в спальню. – Жил себе спокойно, а тут за две ночи кишки наружу вывернул от ужаса, который сам на себя нагоняю. Довольно!

Я настолько измотал себя, что лег, и тут же заснул.

Ночь была без снов. Лишь под утро, открывая глаза, я увидел маму, она ругала отца за его пруд. Я протер глаза, они исчезли, как пропадает дождь на лобовом стекле движущегося автомобиля.

– Привет вам, родители. – Сказал я, не уподобляясь своему новому страху. – И я вам очень рад. Хоть так вас вижу, мам, пап.

Я еле поднялся. Валяясь в кровати, я не заметил, что моя голова раскалывается. Я это ощутил, когда поднялся на ноги. Меня тут же согнуло пополам. Источник – голова взрывалась, а остальное тело являлось взрывной волной.

– Блин. – Прошептал я и спустился на пол. – Меня вчера избила вся национальная лига по боксу.

Ночью страх отвлекал меня, но теперь боль обзавелась своим другом – разумом, который сразу же сыграл со мной злую шутку. Он напомнил, что у меня есть тело!

– Как же все болит! – Простонал я.

Я поднялся, собрав всю волю в кулак, и поплелся в ванную комнату. Как и в моей игре с зеркалами, я сначала закрыл глаза, а потом несмело их открыл. Передо мной была голова израненного бомжа. Одна половина, где была рана, сильно опухла, переливаясь всеми оттенками фиолетового. А другая сморщилась, как у старика. Глаза раскрывали боль и обиду на себя. Один широко сверкая, другой еле видно, из-за опухоли слезился.