Павел Нефедов - Тени

– Где вы сейчас мои родные? – Протяжно простонал я. – Ни забот, ни хлопот. Покинули меня, и дело с концом. Раньше я хоть расстраивался из-за великих поражений. А теперь меня тени убивают. Мама, где ты теперь?

Не заметив, что увлекся воспоминаниями, я со всего размаху ударился головой о стену.

– Так тебе! – Крикнул я. – Не будешь причитать.

В голове промелькнул сон, и меня осенило.

– Не может быть! – Зашипел я, как змей. – Что за напасть? А сон был правдой! Нет, только не это. Пожалуйста!

Не было четких оснований для беспокойства, но я хныкал, как ребенок.

Я ясно вспомнил, как мы втроем общались. После чего отец вышел во двор, к пруду.

– Это точно было! – Продолжил я причитать. – И дело не в том, что это так ужасно. Просто, я забыл это. Выкинул из своей памяти, как ненужный лист. А теперь вспомнил, и все из-за того, что в этой беседе папа упомянул пруд и тени. Жалкий мозг. Глупый и подлый разум.

Я сделал словесную паузу. Но мысленно я несся вперед.

– Я стал одиноким, – думал я, – оставил суетливую реальность за бортом. И все, что у меня осталось. Это этот дом, мои воспоминания, которые становятся размытыми. И какой-то внутренний дикий ужас.

Посмотрев в окно, я заметил, как пруд стал шире. Солнце то же, двор, как прежде. А вот именно пруд в моих глазах оказался другим.

– Все понятно! – Сказал я. – Я так живу, и другого не дано. Я не получаю впечатлений. Поэтому мой разум цепляется за каждую мелочь. Уцепился за пруд, и разгоняет эти мысли по ветру. Прилепляя к нему новые события. Тени эти глупые еще.

Я не мог связать все в единую картину, но я понимал, что эта цепочка событий, как связана между собой, так и является чистой случайностью.

Я посмотрел на пруд. Он стал прежнего размера. Но в момент успокоения, тень скользнула по комнате.

– Ай! – Визгнул я, улыбаясь.

Мне было смешно и страшно одновременно. Нельзя было описать то, что я испытывал. Но было грандиозно. Холостяк, живущий совершенно один, ни с кем не встречающийся, и долго не общающийся, превращается постепенно в безэмоциональное зомби. Я дошел до ручки. И единственное занятие, которое я для себя придумал, было зеркало. Это раскрывало мое нынешнее жалкое существование.

– А что я ожидал? – Сказал я. – Я сам хотел очиститься от прошлой грязи. Я настолько наелся уютом, что решил отказаться от него. А теперь мне становится страшно от глупых мыслей. И все, скорее всего, из-за того, что я живу в этой убогой хибаре!

Последнюю фразу я прокричал очень громко! Словно я таил всю злобу миров, а потом выпустил, чтобы поработить любовь.

– Как я смею? – Прошептал я. – Ведь это родительский дом. Как мне не стыдно? При их жизни был паршивой овцой, а точнее наглой лисой, а стал волком? Бедная родительская доля. Они вначале помогают своим детям, до самой смерти. А после их ухода, их накопленные за всю жизнь вещи начинают помогать бедолагам. Ушедшие люди – это небо, которое льет дождь на землю. Они оставляют себя в вещах, умирая.

Я плюхнулся на пол и зарыдал:

– Мои, мамочка и папочка, как же я вас люблю. Раньше я всегда прибегал к вам за помощью, когда мой путь останавливался. И вы всегда меня выручали. А теперь мне не к кому обратиться. Не к кому пойти. Ведь я и так в вашем доме, но без вас.

Во мне путались чувства. Стыд, страх, любовь, ненависть, меня съедали напрочь.

– Не буду опускаться в это сумасшествие, и пойду поковыряюсь во дворе. Так, для разнообразия. Может быть обеспечу себя овощами.

Я надел старую отцовскую одежду. Моя отшельническая жизнь убрала все лишнее из моего тела. Отец всегда был крупнее меня, но теперь его одежда висела на мне. А вот мамины галоши пришлись в пору.

– Странным образом устроен человеческий организм. – Подумал я. – Во мне уменьшается не только сало, мясо, но и кости. Если грубо об этом говорить. Нет, я серьезно это чувствую. Я бы мог подумать, что мне это показалось. Ушел вес, сошло уплотнение, лишняя вода, жир, и это такой визуальный обман. Но нет, и еще раз нет. Иначе бы, мои руки казались огромными костяшками из фильма ужасов. А я наблюдаю аккуратненькие пальчики. Можно сказать, юношеские.

Окунувшись в одиночество, меня не покидала мысль, что я исчезаю.

– Ну серьезно, – доказывал я себе, – как это еще объяснить? Нога становится все меньше и меньше. Я никогда не был толстяком. И как я буквально за год разменял два размера? Пальчики, как у мальчишки.

Все и так было понятно без слов. Но мне нужно было с кем-то общаться, избегая глухого одиночества. И тем самым, я останавливал быстрое нападение иной жизни. Да, именно, нападения. Убегая от людей, я перестал получать информацию о том, как все устроено. В мою голову больше не могли приносить чертежи мироздания. А память глючила. Теперь я имел хаотичные представления об окружающем мире. Нет, не специально. Пустые стены и я, были отличным проводником в странные фантазии. Уж они-то знали толк в запутывании разума.