Андрей, лежа в кровати, встретил ее открытыми глазами.
– Доброе утро, – сказала она, но он промолчал.
Она откинула одеяло и увидела то, на что без подготовки действительно трудно смотреть: оголенные культи-обрубки и пах, изуродованный ужасными шрамами и торчащей внизу живота цистостомой – отводной трубкой-катетером из мочевого пузыря.
Привычно вставив эту трубку в стеклянную банку, Алеся сняла с трубки пластиковый зажим, сцедила мочу.
Андрей облегченно вздохнул, откинулся головой на подушку и блаженно закрыл глаза.
А еще недавно, всего восемь месяцев назад, он, придя в госпитале в себя и впервые увидев свои забинтованные культи, в истерике орал на врачей:
– На хрена вы меня спасли?! – И вырвал из живота цистостому, кровь брызнула из разорванных швов. – Если я не мужик, я не хочу жить! Не буду!
Санитары и армейские врачи набросились на него, выкрутили руки за спину, натянули смирительную рубашку…
* * *
Алеся достала из шкафа выцветшую гимнастерку с медалями, ремень и армейские брюки с укороченными выше колен штанинами. Помогла Андрею одеться, пересесть в инвалидное кресло и ушла на кухню готовить нехитрый завтрак – яичницу с овощами.
Он прикатил туда в своем кресле, негромко спросил:
– Кто-нибудь был сегодня?
– Конкретно – никого подозрительного… – сказала она, стоя у плиты и глядя через окно на детей, высыпавших с утра во двор на детскую площадку.
– А вообще? – настойчиво спросил он.
– А вообще они все на ворованные деньги играют. Я знаешь что думаю? Нужно пойти к ясновидящей. Мне давно говорили – в Гинчике есть одна старуха. Только очень жадная – сто баксов за прием.
И Алеся выложила всю яичницу в одну тарелку, поставила ее перед Андреем.
– А тебе? – сказал он.
– Я пошла спать.
Оставшись в одиночестве, Андрей завтракал, включив телевизор. По телику шли последние известия, но он их практически не слушал. Крутя руками колеса инвалидного кресла, подъехал на нем к раковине, вымыл свою тарелку. Затем достал из шкафчика баночку с асидолом, снял с гимнастерки медали, стал начищать их до блеска. Между тем местный телекомментатор сообщил:
– Международная общественность обеспокоена предстоящим выводом российских пограничников из нашей республики. И за разъяснениями мы обратились к командующему нашими погранвойсками генералу Таджибаеву.
После этого на экране возник Таджибаев в своем генеральском кабинете и сказал в микрофон корреспондента:
– Эта озабоченность вполне понятна. По нашим данным, за последние пять лет в Афганистане площади посевов мака, служащего для производства опия, морфина и героина, увеличились в 36 раз. А все потому, что спрос! Число потребителей наркотиков во всем мире растет, и сегодня килограмм афганского героина стоит у нас на черном рынке 5 тысяч долларов США, а по пути в Европу эта цена возрастает в 60 раз: в Душанбе, Асане и Ташкенте это уже 30–40 тысяч долларов, в Москве – 150 тысяч, а в Европе – 300 тысяч! Долларов! Вот западных наблюдателей и беспокоит: а сможем ли мы без российских пограничников остановить этот наплыв…
Андрей, недослушав, индифферентно выключил телевизор и покатил на своем инвалидном кресле к двери в спальню. Заглянул туда, увидел, что Алеся уже спит, осторожно закрыл дверь и укатил в прихожую. Достал с полочки солдатскую фуражку, надел, открыл наружную дверь, выкатил, стараясь не шуметь, из квартиры и запер ее. Сунув ключ в нагрудный карман, ловко спустился в кресле по трем лестничным ступенькам в парадном и выкатил на улицу. Соседский пацан, проезжая мимо на велике, крикнул на ходу:
– Привет, Андрей!
– Привет…
На улице русские, таджикские и узбекские девчонки скакали на одной ноге по асфальту – играли в классы и прыгали через скакалку.
Натянув кожаные перчатки без пальцев и толкая руками колеса своего кресла, Андрей миновал детей и покатил по мостовой вниз, в город.
Но через несколько кварталов отара блеющих овец преградила путь. Знакомый чабан – тот самый Файзи, который в горах гнал отары на китайские летники, – буркнув Андрею «асалам алейкум!», нервно загнал эту отару в ворота с вывеской «МЯСОКОМБИНАТ».
Пропустив отару, Андрей снова толкнул колеса своего инвалидного кресла – вниз, с покатого склона Нагорной улицы, и теперь его кресло развило такую скорость, что казалось – сейчас он грохнется.
Но нет, он благополучно скатился в низину, хотел на скорости взять предстоящий подъем, но вдруг перестал подкручивать колеса – засмотрелся, как местные подростки азартно гоняют в этой низине в футбол. А другие, помладше, играют в «лямгу», ловко подбрасывая ее ногой в воздух и считая при этом: «Тридцать пять… тридцать шесть… тридцать семь… тридцать восемь…»
Читать дальше