Светлана Ивах - Нимфоманка

Москву заливало, хотя для этого времени года более приемлемо определение – засыпать. Но снег чередовался с дождём. Вместе они смыли с города краски, а его жителям испортили настроение.

За окном бушевала стихия, а в машине было тепло и уютно. Я заглушила двигатель и подняла взгляд в зеркало заднего вида. Из-под вуали усталости на меня уставилась голубоглазая, молодая женщина со слегка вздёрнутым носиком. Нет, если бы это было не моё отражение, я бы опустила в собственных мыслях глагол «уставилась» и заменила бы его на другой. К примеру «смотрела» или «лицезрела», а так, вечно критично и вечно предвзято относясь к собственной внешности, я подбирала и соответствующие выражения. Вернее сказать, они подбирались вроде как бы сами, но не без моего участия. Хотя, где-то в глубине души, я сама себе нравилась и предложи мне любые изменения, пусть и в лучшую сторону, откажусь! Всё это моё и родное… Так уж мы женщины устроены. Сделай нас Бог самим совершенством, всё равно будем недовольными и что-то высмотрим в собственном селфи…

«Может всё-таки поправить губы?» – подумала я, но вспомнила Сонькино лицо после такой процедуры и усмехнулась собственным мыслям. Лучше уж помадой. Ей хоть пол-лица измажь, потом можно смыть и всё. А вот что будет с Сонькой, когда состарится? Я примерила ей под глаза сморщенную кожу, покрытую слоем макияжа, под которым Сонька станет прятать возраст. Пудра и тональный крем будет трескаться на морщинках, и повторять складки, делая Сонькино лицо похожим на черепашье. Я прыснула со смеху, отчётливо представив огромные вареники на маленьком сморщенном личике подруги. Непонятно, что вызвало такую реакцию? Седая и старая Сонька или её губы? Внуки, которых принесут такой бабушке, наверняка перепугаются. Хотя она ещё и собственного ребёночка то не завела. «А может уже обзавелась? – спохватилась я и задалась вопросом: – Сколько мы с ней не виделись? А зачем об этом вообще думать? Ни в ближайшей, ни в отдалённой перспективе в моих планах нет места этой иуде с собачкой. Классно сказала! Вернее подумала. Жалко, что она не слышит. Звучит, прям как дама с собачкой… Как там у Антона Павловича? – я стала вспоминать имя героини рассказа русского классика, который прочла среди прочих, оказавшись на кордоне у Егора. – Ага! Звали её Анна Сергеевна!» – вспомнила я не без гордости за память, и неожиданно нашла кроме собачки ещё и схожесть натуры между героиней чеховского рассказа и Сонькой. Надо же! Анна Сергеевна вышла замуж из любопытства, мужа своего презирала и называла лакеем. Соньке, сменивший до замужества не один десяток половых партнёров и приличное время пожившей в гражданских браках с восемнадцати лет, любопытство уж точно поводом для замужества не было. Лакеем свой «кошелёк с животом» и на кривых ножках она по определению назвать не могла, да и боялась, ведь он как раз был хозяином жизни. Может за такое и пришибить… А вот то, что так же как и героиня рассказа вышла замуж не по любви – точно! У Соньки, как и у Анны Сергеевны, с которой я её сравнила, нет жизни, а есть жалкое подобие, блеклое отражение истинного существования человека в кривом зеркале повседневности. Только избалованная Сонька никак не тянет на породистую дворянку. Скорее больше походит на свою собачонку Пусю, нервно вздрагивающую и тявкающую от балды, даже на мух. Так или иначе, но размышления о форме губ привели к очередному обострению депрессии. Ведь мне стало казаться, а, может, вовсе и не кажется, что их уголки незаметно опустил возраст!

Наверное, сам Энштейн столько не думал о времени, сколько об этой величине думаем мы, женщины. Стало грустно. Жизнь летит. С каждым годом всё быстрее и быстрее наступает день рождения. Он уже кажется не таким радостным, а поздравления всё больше напоминают об одиночестве. Нет, конечно, в моей жизни появился Никита, но не покидало ощущение, что он не мой.

Сумочка с косметичкой лежала на пассажирском сидении. Рука привычно скользнула к ней, да так и замерла в воздухе на половине пути. Все двигательные рецепторы мигом оказались отключены щелчками дверных замков. Они же остудили в моих жилах кровь, и зашевелили на затылке волосы так, словно со спины подули ледяным воздухом. Сзади синхронно открылись дверцы и на сиденье уселись двое…

– Господи! – вырвалось у меня.

Бежать бесполезно. Нет, внутренне я дёрнулась. Только и всего, ведь ноги отнялись.