Коллектив авторов - Южное солнце-6. Квартирник, или Дом солидарности

Родина моей души – Царствие Небесное.
Отчизна моя – Жизнь.
Детство – родной берег.
Искусство – Отечество Души.
Но край родимый – русский язык.
А посему я есть гражданин Вселенной.

Небо-земля-небо… Всем…
А Кому – то – снова – Земля.
А кому – то – орден победы
Выдаст ангел:
«на Землю нельзя».
Небо – земля – небо?
Земля – небо-земля?
Где причал для души поэта?
Где уставший сойдёт с корабля?
Небо – земля – звезды…
Небо – земля – солнце…
Но не в Черную Лишь Бы дыру!
ГореСчастья свечение льется,
отражаясь в воде не везде…
Но на Земле – неизбежно —
И в замерзшей, и в жгучей воде…

А что, если в небе читают стихи,
И лучшие строфы и строки
Заносят в архив, как и наши грехи,
И подвиги наши, а Боги
Их с помощью ангелов судят и жгут,
И пепел нам ветер приносит…
И эту небесную пыль поутру
Вдохнешь – и поэзия в прозе
Нежданно забрезжит, и нам невдомек,
Откуда порою, как чудо,
Берется безбрежье безудержных строк…
А в море – зола изумрудов…

Есть на земле люди —
ходили дышали… молчат,
которых уже не будет
никогда, а в тебе кричат
оглушительной тишиной
неприсутствия… нет плеча
плакать не с кем…ты – пред стеной —
с неба – до трав под ногами —
стеной плача – не-ви-ди-мой
наедине с не-богами…
Наперечет – имена и лица
дымчатой вереницей
сочатся ввысь… чем молиться?
B сердце времени спицы
проколы бессильны зашить —
словно тонкая паутина
в спицах времени нить
мать отец… родимый мужчина —
всех вас заново хоронить
по утрам?!.. чуть очнется память
приоткроет несмело окно
вереницей идут на паперть
те, что на небесах давно…
и за каждого крик молитвы —
скорбь, орущая небу – НЕТ!
рассекает лезвием бритвы
в спицы вплетенный Свет…

За пределом души,
За пределом пространств,
За пределом поруганных,
Преданных царств,
Я рукой дотянусь
до последней зари, —
где кончается грусть
безымянной любви.
За пределом сердец
И неузнанных лиц,
Где начало – конец,
И где падают ниц
И рабы, и вожди,
Где живых достают
Мертвецов из петли,
Там, где каждый велик,
Где утешат калек,
Я в глаза загляну
Тебе, сын-человек,
Из-под каменных век…
При всех…
Взгляни мне в глаза в ответ:
За пределом души – не грех,
Ни слеза, ни мольба, ни смех.
За пределом миров и снов —
Нет ни нас, ни любви, ни богов,
И некому видеть свет,
И некому дать обет, —
Черный мрамор да белый снег,
Половодья озер и рек,
И предел: полубог-полу нет,
И свидетель: двадцатый век…

Есть биография, а есть судьба,
судьба души, рок сердца неизбежный.
Есть даты жизни и бессмертия, когда
любовь останется, а сгинут лишь надежды
ушедших в мир иной, шагавших по земле,
творивших и ваявших свои судьбы,
но луч любви прочертит путь во мгле,
покинув тело, что отныне будет
не под судом ханжей, друзей, властей —
но сам судья иного измеренья —
Всевышний – на Шкале Души людей
отметку сделает с благоговеньем…
Есть биография, и даты-факты есть,
но биография души – совсем иное:
тропинку сердца не сотрет земная смерть —
его в архивы неба время неземное
внесет щадящею и бережной рукой,
все правды, все ошибки и любови…
и отойдя навеки в мир иной,
все встретятся. С кем встречу уготовит
судья любви? – Ни нам судить с тобой,
ни предрекать судьбу души на воле…
нет времени у Времени – есть суд,
и всех и всё рассудит только Время…
И верится – в нас что-то сберегут
на небесах в дар новым поколеньям…

Золотая улыбка Осени…
Черно-белое ледяное Зимы дыханье.
Оранжевые проседи ивы торопливо в косы вплетают…

Разноцветная тишина Весны…
Многоголосит лес яркими лоскутами,
Цветные воспоминанья теснят подсознанье,
Нарушая порядок и череду, рассыпаются, словно бусы…

Белизна смиренья Зимы…
Белоснежное молчанье, сугробы – немые часовые судьбы,
Березы – по колено в снегу, я – смиренная жизни заложница,
Память кадры непроявленной пленки небрежно кромсает ножницами…
Вырванные страницы из альбома воспоминаний, бережно стертый горизонт —
однажды, в осколках апреля,
когда для меня наступила млечная вечность,
в годовщину твоего бессмертья, и небо разбилось о землю, а звезды
растворились в воде морской, где сроднились навек твой прах и мои слезы,
изумрудный шепот волны, молитва дивного цвета, и без тебя первое лето…
Жгучая зелень опьяненных грустью плакучих ив, уже не ранит закрывшихся глаз твоих,