Мария Чемберлен - Мороженое из муравьев

– Ну, так друг ведь. И это… праздник…

С лексикой у него явно было небогато.

– Так едем на озера? – Он попытался приобнять меня, чтобы не упасть.

– Вы знаете, у меня адаптационный период длительный, – ответила я, чтобы его запутать.

– Чего? – удивился он. – Это сколько?

– От трех до пяти месяцев, – пояснила я.

– Ха, от трех до пяти дней, – «расшифровал» он, самодовольно усмехаясь.

– Ну, тогда от трех до пяти с конфискацией, – улыбнулась я хитро и нырнула в ближайший переход метро, слившись с толпой.

Возможно, если бы он был трезв, его слова и возымели бы действие. Но сказанные, к сожалению, в таком состоянии не вызывали ничего, кроме брезгливости.

– Ну, девушка-а-а-а, – доносился до меня еще какое-то время эхом голос серьезного, взрослого кавалера, который даже не догадался спросить, как меня зовут.

3. Попытка изнасилования

Произошла утром. В понедельник. Когда я опаздывала в институт, где должна была делать доклад на тему «Четвертое измерение Эйзенштейна». Соответственно, всю ночь провела над книгами и утром, не позавтракав, вылетела с красными глазами, накинув на джинсы и свитер новенькое итальянское кремовое пальто. У него был капюшон и невероятной красоты костяные пуговицы. Это была моя настоящая гордость, я купила его на три сэкономленные стипендии. Для поднятия тонуса, так сказать.

Когда я неслась по улице, рядом со мной притормозил синий «Вольво», и седовласый мужчина солидной внешности спросил, как проехать к метро.

– Это здесь направо, налево до светофора и потом опять направо, – ответила я.

– Давайте я вас подвезу, а вы мне покажете, – сказал он вежливо, – я вижу, вы торопитесь.

– Ой, да, – сказала я, обрадовавшись перспективе добраться без опозданий, которые строго карались нашим завкафедрой.

По дороге водитель приветливо расспрашивал, где я учусь, и почему так спешу. Я откровенно рассказала, что делаю доклад и это очень важно, потому что засчитывается как часть дипломного проекта.

Проникнувшись моими проблемами, он предложил подбросить меня поближе к институту, ему по пути на работу.

Я спросонья и в запарке согласилась, но, когда машина въехала в какой-то тихий тупик, мне стало не по себе.

Участливый мужчина действовал молниеносно и без комментариев.

Поставив двери в автоматическую блокировку, одной рукой он опустил кресло, на котором я сидела, а другой стал сдирать с меня кремовое пальто. Костяные пуговицы с жалобным свистом застреляли по окнам. От неожиданности я потеряла голос, и только слезы автоматически брызнули из глаз. Седовласый мужчина, деловито расстегивая брюки, схватил меня за волосы и стал подтаскивать к себе. Я отчаянно замолотила в воздухе руками и случайно заехала локтем по рулю. Протяжно загудел сигнал. Из окна в угловом доме высунулась любопытная старушка – из тех, которые всегда на посту.

Тут ко мне вернулся голос, и я завизжала так нечеловечески громко, будто озвучивала фильм про дельфинов. Мужчина выругался, отшвырнул меня от себя и, вырулив со двора, открыл дверь и выпихнул меня на асфальт, выбросив вслед мою сумку с распечатанным докладом. А немыслимой красоты пуговицы так и остались где-то под сиденьем. Зато я была живая и невредимая.

Опоздав на сорок минут, растрепанная и заплаканная, я ввалилась в аудиторию.

Оценив мой внешний вид и не задавая лишних вопросов, завкафедрой только сказал:

– А, хорошо, что вы заглянули, осталось ровно двадцать минут для вашего доклада.

Сняв испачканное нежно-кремовое пальто и достав помятые листы, я вышла на середину аудитории и дрожащим голосом начала читать:

– Сергей Эйзенштейн верил в то, что кинематограф способен изменить восприятие человека на эмоциональном уровне, взывая прежде всего к его гуманному началу…

4. Попытка прославиться

Происходила регулярно. С отроческого возраста за мной ходили фотографы и художники, приговаривая: вас рисовать и рисовать. Но тщеславие никогда по-настоящему не одерживало победу над здравым смыслом, и потому я не соблазнялась на приглашения «попозировать».

К тому же, учитывая предыдущий опыт, я стала относиться к противоположному полу настороженно. Особенно к мужчинам за сорок.

Но однажды, уже за границей, один пожилой итальянский фотограф все-таки растопил мое сердце. Мы познакомились на фотосессии, куда я пришла брать интервью у модели.

Фотограф, делавший снимки для итальянского «Вога», в перерыве вдруг стал фотографировать меня. Он ходил за мной без всяких объяснений и молча щелкал камерой. Выглядел он очень солидно – кудри с проседью, массивные очки. Чем-то он напоминал моего дедушку, и потому вызывал доверие.