Виолетта Лосева - Винтаж и рисунки на тему любви. «Ты так хотел, как я боялась. Интим. Безвиз. Ревю», «Сварщик и сольфеджио. Эротическая драма с элементами продакт-плейсмента»

– Сделать тебе кофе? – спросил Антон.

– Нет, спасибо… Ты отвезешь меня домой?

– Хорошо.

Он взял свою одежду и вышел из комнаты. Когда он вернулся, Ира была уже одета. Красивая женщина. Как с картины художника. Смотрит виновато…

– Я не хотела все испортить…

– Не думай об этом. Все было прекрасно.

В машине они молчали.

– Я позвоню тебе, хорошо? – спросила Ира, когда они остановились у ее дома.

– Конечно, я буду ждать, – ответил он, целуя ее на прощанье.

«Загни еще один палец, милая, – думал он с горечью, проезжая по ночному городу, – Хорошо хоть обошлось без истерики. А ведь могла бы обжечь… Но не обожгла. И не согрела. Нет, милая, ничего у нас с тобой не выйдет. Тебе не мужчина нужен, а статуя. Или словарь фразеологизмов. А с живым мужиком тебе делать нечего…»

«Еще один вечер, о котором я не буду вспоминать на старости лет, думала Ира, засыпая, – Еще один мужчина, который ни в чем не виноват. Так что тебе, милая, нужно?»

На этот вопрос она так и не ответила.

Следующий день начался с раздумий на тему о чувствительности.

«Человек, который крепко спит, никогда не поймет человека, который спит чутко. Он может принимать этот факт головой, разумом, считаться с этим: не шуметь, не разговаривать громко, не включать свет – одним словом, уважать чувства другого, но он никогда не поймет его на 100%, потому что он чувствует по-другому. И тогда возникает искреннее: «Да что ж я такого сделал? Я и так говорил шепотом!». И получается – то, что для одного – шепот и ущемление прав, для другого – грохот и бессонница.

То же самое можно сказать о фразе «не делай из мухи слона». Для начала, определимся что для вас муха, а что – слон…»

Размышляя об этом, и, конечно же, в своих размышлениях имея в виду своего мужа, симпатичная молодая женщина шла по любимой улице своего родного города, но ни яркие плакаты, ни звенящие фонтаны, ни разноцветные витрины, ни шумный людской поток, не могли оторвать ее от невеселых мыслей.

Есть люди, который любую рану считают царапиной. Их называют бесчувственными или терпеливыми, холодными или самоотверженными – все в зависимости от ситуации. И, нужно сказать, что иметь с ними дело гораздо удобнее и приятнее, чем с теми, кто думает наоборот. То есть любую царапину считает раной.

Особенно это заметно в мужчинах. Им сама природа приказала быть сильными и мужественными, в то время как в реальной жизни они, как и женщины, как и любые другие живые существа, бывают всякими: слабыми и капризными, мелочными и ханжами, трусливыми и злыми. И, как правило (подчиняясь общим законам рода человеческого), свои царапины они часто считают ранами, а чужие раны кажутся им – ах, какая ерунда – царапинами.

Именно так: вот с таким дамско-жеманно-манерным «ах!».

Мужчины оглядывались на нее, но она знала, что этим все и закончится – с ней не знакомились на улице. Для этого она была слишком серьезной и, пожалуй, слишком красивой.

Ира зашла в кафе, чтобы выпить чашку кофе. В очередной раз удивилась тому, что чашка кофе сегодня стоит столько, сколько стоило пять автомобилей шесть лет назад – в буквальных цифрах. И… не отказала себе в удовольствии посидеть в тишине и прохладе и поговорить с собой, единственной собеседницей, которой были интересны ее взгляды на жизнь.

Ей хотелось посидеть в одиночестве и подумать о себе, но не пожалеть себя, а просто все разложить по полочкам. «Реши, в конце концов, – говорила она себе, – муж он тебе или не муж».

«Если бы он сам решил в конце концов, – думала Ира, – муж он мне или не муж».

Если бы он решил это для себя, и твердо сказал ей о своем решении, если бы он предпринял что-то сближающее их или, наоборот, разделяющее, ей было бы легче: тяжесть принятия окончательного решения не ложилась бы только на нее. Но он ждал чего-то. Звонил. Приходил. Молчал. Пытался лечь с ней в постель, и, получая отказ, уходил обиженный, а на следующий день снова находил повод позвонить.

Если бы не эти проклятые деньги, которые в их семейной жизни приходилось ставить во главу угла! Если бы можно было думать о нем, возможно даже оценить его, не учитывая того факта, что все держится только на ней и, если бы она не работала, то им просто нечего было бы есть. Если бы можно было закрыть глаза на его медлительность и равнодушие, и видеть только положительные качества – неприхотливость в быту, мягкость, готовность помочь!

Но так не получалось. Память услужливо подсказывала эпизоды из нескольких лет совместной жизни, когда в самые трудные моменты его не было рядом, а если он и был рядом, то… беспомощно разводил руками и ничего не мог предпринять.