Виктория Волгина - В чужом пиру

В их семье хранилось старинное, 1800 года издания, Евангелие, и бабушка научила внучек пытать судьбу, наугад открывая страницу. С душевным трепетом открыла Лера Евангелие и прочла: «Не бойся, малое стадо…» Поражённая таким точным и однозначным ответом, Лера отмела все страхи, сомнения и успокоилась от удивительного ощущения: будто сам Всевышний отечески погладил её по голове. Не страшило даже то, что ехали практически в никуда, не имея ни адреса, где остановиться, ни телефона, с кем созвониться. А в карманах лежало по тысяче рублей. Но ведь недаром Он шепнул: «Не бойся…». В последний момент на вокзал Динке принесли один московский номер телефона. С ним и тронулось «малое стадо». Дочь была оставлена на божью волю.

На этом местное время в нашем повествовании заканчивается и начинается время московское.

Ранним утром вышли Лера с Динкой на московский перрон под бравурную музыку марша «А я иду, шагаю по Москве».

– Шагаю-то, шагаю, но вот куда? – подумала вслух Лера.

– Определим где-то вещи и побежим сразу по агентствам, – сказала многоопытная Динка.

Здесь она была коренником, а Лера пристяжной. И Динка потащила её в какую-то гостиницу, где жить было очень дорого, а вот вещи оставить на хранение – сущий пустяк. И день понёсся от агентства к агентству. И разные, очень разные это были агентства. И разные в них были люди. В одном полусонные девицы никак не могли найти нужные анкеты и сказали им, как незабвенной Фросе: «Приходите завтра»; в другом Лерин город назвали Мухосранск – как потом поняла Лера, это обычное для москвичей название любого города, кроме Москвы; в третьем молодая, энергичная, коротко стриженная битый час внушала им, что они – прислуга, и пусть засунут свои амбиции куда подальше. В четвёртом молодая женщина – менеджер, не сказав с Лерой и двух слов, не видя документов и не имея о ней представления, поразила Леру, когда изрекла:

– Вы у нас Скорпион.

– Но как?.. – покачнулась на стуле Лера.

– Я это почувствовала, – был ответ.

В дальнейшем Лера убедилась в неколебимой вере москвичей в астрологию, парапсихологию и всевозможную магию.

В одном агентства были похожи: в каждом Лера с Динкой оставляли по сто рублей за анкету. Таким образом избавившись к вечеру от семисот рублей, полуживые, они наконец подумали о ночлеге. Динка достала заветный номер и из последнего агентства позвонила. Женский голос ответил и рассказал, как добраться по адресу. У названного метро дождались Лера с Динкой нужный автобус и в тяжёлой борьбе преодолели турникет.

В Лерином городе турникетов в автобусах не было, поэтому она храбро заскочила первая, а Динка с деньгами осталась в конце очереди. Очередь стала напирать и плющить Леру о турникет. Лера пыталась через всю очередь дотянуться до Динки, но не была булгаковской Геллой, и рука её до Динки так и не доросла. Пришлось Лере со своими восьмьюдесятью пятью килограммами проползать под турникетом к вящему веселью молодой части пассажиров. Отдышавшись, Лера и Динка спросили у водителя, где им нужно выходить, на что тот ответил:

– Не знаю.

Удивившись, путешественницы стали спрашивать у пассажиров, причём Динка говорила, что выходить им надо через три остановки. Пассажиры отвечали, что через три остановки такого адреса нет. За окнами вечерело, на улицах зажглись фонари. В панике Лера стала опять пытать водителя, но тот уже вообще превратился в глухонемого.

– В кустах ночевать будем, – прошептала Лере на ухо лукавая Динка.

Забоявшись такого оборота событий, Лера стала громко взывать к состраданию москвичей. Народ безмолвствовал… И вдруг тишину разрезал мощный шаляпинский бас:

– Бандеровский недобиток!

Повернувшись, изумлённые Лера с Динкой увидели на одном из передних сидений тщедушного маленького человека с кейсом на коленях. Мощный голос принадлежал ему и обращён был к водителю. Узрев союзника, Лера с Динкой сели рядом с мужчинкой.

– Чернобыльский мутант! – выдал новое обвинение бас.

Услышав про мутанта, Лера с Динкой мелко затряслись и стали сползать с кресел. Продолжая обличать «бандеровца», мужчина сказал своим подзащитным, что он давно этого «гада» знает, и что тот нарочно, «проклятый блакитник», не говорит приезжим русским людям их остановки.

– Вы наша последняя надежда, – сказали «Шаляпину» смиренные подруги. Тогда он поведал, что их остановка на краю света, что дальше только лес и волки, и он сам имеет несчастье там жить. Окончательно приникшие к нему попутчицы стали нервно ждать конца пути и предложили было ему стать их Сусаниным, на что оперный голос резонно пробасил: