Я пожала плечамиа:
– В школе был урок рисования, класс снова не справился.
Но я была хорошим другом. Когда однажды Генка появился на пороге с отцовским огромным чемоданом и заявил:
– Я ухожу. В Америку. Ты со мной?
Я, не думая ни секунды, сказала:
– Дай мне одну минуту.
И пошла за чемоданом. Мы еле выволоклись из дома.
– Куда пойдем? – спросил Генка.
– Давай к общежитию, – предложила я.
Мы залезли с чемоданами на ограду, достали буханку из скудных припасов и стали по очереди грызть. Шедший мимо дядя Ваня-сосед, увидев нас, приостановился:
– Что, спиногрызы, из дома выгнали?
– Нет, мы едем в Америку.
– Валяйте, отчаливайте! Если че, я вам денег дам, ха!
Вдруг к нам подошла какая-то мелюзга в трусах и прошепелявила:
– Цё вы туть сидите? Это мой двол.
Мы объяснили, что мы ни в чьем ни во дворе, а в Америке. Мелюзга, услышав о новой игре, завопила:
– Лебята, айда иглать в Амелику!
Через полчаса дядя Ваня наблюдал из окна, как из двора во двор шныряют маленькие эмигранты с огромными чемоданами, и облегченно вздохнул:
– Ух, наконец-то, отдохнем от вас, кровососы.
Но вскоре он, не успев насладиться тишиной и покоем, услышал, как на улице бегают родители кровососов и жалобно кричат:
– Машенька! Васенька! Оленька! Где же вы?
Дядя Ваня, выругавшись «Чего им не живется, сдались им эти кровопийцы», высунулся в форточку и гаркнул:
– Да в Америке они все, в Америке, дайте поспать!
Одна бабуля бухнулась в обморок, остальные же столпились под окном единственного осведомленного человека и потребовали объяснений. Дядя Ваня порекомендовал всем разом идти в одно место, но все же указал координаты Америки, и очень скоро нас депортировали с нашего забора восвояси с конфискацией имущества.
Однажды зимним утром я решила пораньше пойти в школу, но не успела я сделать и несколько шагов, как метель исхлестала меня по лицу, а сугробы, как зыбучие пески поглотили мои валенки. Я развернулась и пошла домой, уверенная, что до школы сегодня никто не доберется. А дома благополучно уснула и не слышала, как долбили по косяку и звонили в дверь. А вечером родители очень удивились, что я прогуляла школу. Но родители еще ничего, вот Генка орал, как разъяренный лев:
– Ты где была? Ты зачем в сугроб влезла? Ты зачем по дороге не ходишь? Я думал, ты провалилась! Дура!
Генка был рядом, когда я падала или, оступившись на лестнице, скатывалась колобком по всем пролетам, а он бежал за мной и кричал:
– Наташка, стой! ты куда так торопишься, меня подожди!
А потом, поднимая меня за шкирку, уважительно хвалил за новый более быстрый способ спускаться с лестницы. Дядя Ваня иногда высовывался в окно и тоном Далай-ламы поучал Генку:
– Слышь, мужик, тебе это надо? Бабы – зло. Послушай мудрого человека, брось это дело, потом же «спасибо» скажешь.
Генка хлопал глазами и молчал, а потом, взваливая палку с портфелями за спину, пихал меня вперед, как будто я забыла дома свои костыли.
У папы были весьма жесткие стандарты красоты для ХХ-го века. Попробуй найди на улицах горда красавицу с длинной косой, без косметики и в платьях. Я, зная об этом, очень любила провоцировать его на несанкционированный митинг за натуральность женщин. Увидев по телевизору какую-нибудь коротко стриженную разукрашенную красотку, я звала папу:
– Папа, смотри, какая тетя красивая.
И забавлялась, наблюдая, как папа плюется и возмущается:
– Да что красивого-то? Да это разве красивая? Да не дай бог приснится такая – паралитиком сделаешься. В огороде пугало красивее и то. Тьфу, кикимора!
Приходя из парикмахерской, окрыленная химической завивкой и хной мама, не успевала отбиваться от папиных комплиментов:
– Тьфу! Как баран. Еще и рыжий.
Но мама же не для папы так старалась, а для подруг – когда они увидятся, то будут долго щебетать, кто, чем, когда и где красился, завивался, одевался и т.д. Как раз у мамы в подругах была тетя Инга, на которую у папы была аллергия и он очень боялся, что она ему приснится и он сделается паралитиком. Поэтому, когда она приходила, папа уходил, буркнув за дверью:
– Тьфу! Чучело!
Глядя на тетю Ингу, все понимали, что этот человек не приемлет полумер и компромиссов. Она представляла собой концентрат всех нахимиченных и раскрашенных женщин во всей вселенной. От взмаха ее накладных ресниц нашу семью, включая кота Пушка, слегка штормило. Вместо лица у нее была рекламная кампания всех существующих видов косметики. Волосы тети Инги, раз и навсегда начёсанные и налаченные, стояли нерушимым монолитом так, что можно было спокойно положить на них вазу с фруктами, что я и сделала. Правда, не вазу и не с фруктами, а тарелку с манной кашей, потому что именно ее я ела, когда она пришла и уселась за стол. Тетя Инга даже не заметила, как я подошла сзади, а мама сделала мне страшные глаза. А я чего? Я ничего. Носят же африканки на головах бананы. Тетя Инга ничем не хуже.
Читать дальше