Ярослава Казакова - Записки на поверхности. Рассказы и миниатюры

Те увидели её, неожиданно материализовавшуюся на берегу прохладной горной реки, обрадовались, и давай поклоняться, словно богине. Так как Царевна была безымянной, они придумали ей много имён, одно другого чудесней. Ей понравились все. Ещё добрые, старательные индейцы возвели ради неё Мачу Пикчу, представляете? Царевна была счастлива. Никогда в жизни она не видела столько любви к себе и не совершала вместе со своими последователями столько великих дел.

Они, ведь, ещё океан ради неё переплыли, правда, в довольно узком месте, и там японцам по мозгам навешали. Так, на всякий случай. С тех пор японцы даже думать боялись о мореплавании, до такой степени напугали их злые краснокожие люди под предводительством безбашенной белобрысой тётки.

Однако всё когда-нибудь заканчивается. Через пятнадцать лет безоблачного богиньского существования за Царевной явился какой-то удручённый, бородатый мужик, то ли Алексей, то ли Енисей, и забрал с собой на веки вечные. Индейцы остались безутешны, и пришлось им сочинять мифы и легенды о Белых Богах, чтобы хоть как-то скрасить своё унылое маисово-картофельное существование. Даже пирамид больше не строили и в океан не лезли, ибо скучно и не для кого.

Вариант 4. Очень грустный.

Все умерли, и хрустальных гробов на всех не хватило. Да, вот, так всё ужасно. Плачьте.

Вариант 5. Хозяйственно-феминистический.

Елисей через пять лет после женитьбы ушёл в военный поход и сложил буйну голову на чужбине. Трое их с Царевной сыновей были ещё маленькими, и ей пришлось с помощью любви, ласки и семи богатырей, коих все страшно боялись, нежно править страной. За время её царствования территория увеличилась в три раза, вдвое повысились объёмы выплавки металла, впятеро возросла урожайность полей, а надои, хоть и с большим трудом, но, всё же учетверились. Оставшиеся по нелепой случайности соседи наделали много заводов. Кирпичных.

Когда трон по случаю смерти престарелой правительницы освободился для старшего сына, тот был седым, как лунь, и скончался от радости вскоре после венчания на царствие. Последующие правители, как водится, сменяли друг друга.

Вот, и сказочке конец. Наконец.

Я зашла в тупик и не видела выхода. В юности и ранней молодости казалось, будто всё идёт как-то не по-настоящему. Настоящая жизнь начнётся когда-нибудь потом, того гляди. Сейчас главное – продержаться, перекантоваться, перетерпеть. Хотелось счастья. Хотелось, чтобы было интересно. Чтобы легко и радостно.

Теперь передо мной тупик. Ненавистная бумажная работа, не приносящая ни пользы, ни удовлетворения, ни мало-мальски приличного материального вознаграждения. Я получаю второе высшее образование, о котором мечтала когда-то давно, но сочла его в своё время бесперспективным. Правильно сочла. Уже сейчас, на втором году обучения ясно, что работать по специальности мне не светит.

Рядом до икоты опротивевший человек. Ребёнок, цель жизни которого, кажется, побить все существующие рекорды по нытью и недовольству абсолютно всем. Если меня не станет, у моей дочери появится хотя бы реальный, а не надуманный повод для бесконечного нытья.

Мысли о смерти периодически одолевают меня с пяти лет. Кажется, без меня этот мир ничего не потеряет, только выиграет. Я всегда лишняя. Всегда и везде. То, что я хочу, всегда недоступно либо под запретом. То, что доступно, причиняет больше огорчений, чем радости. Зачем оно мне?!

Жить не хочется. Лечь бы и умереть, но нет, ничего не получится, я пыталась. Нет, не покончить с собой, а просто лечь, закрыть глаза и умереть. Я против самоубийства. Жизнь дана нам зачем-то. Я вижу её как бутон некого цветка: он не раскроется и не выпустит свой аромат, пока не пройдёт положенные стадии развития. Убить себя – всё равно, что раскрыть бутон пальцами. Цветка не будет. Не будет пользы и радости, с ним связанных.

Я сижу в комнате дочери. Никого нет дома. За окнами обычная ноябрьская пасмурная серость. Это конец. Край. Тупик.

На фоне голубовато-серых, низких туч появляется Око. Оно выглядит нечеловечески уставшим. Собственно говоря, оно и не принадлежит человеку, так что ничего удивительного.

– Что ты хочешь узнать? Я отвечу на любой твой вопрос, – голос исходит не от Ока. Он повсюду, но это нисколько не пугает меня.

– Что такое смерть? – Спрашиваю я, как ни в чём не бывало.

Око в окне сменяется разноцветной, вертящейся воронкой, постепенно перекрывшей всё. «Выход!» – Понимаю я и ныряю отсюда, из надоевшего тупика, туда, в медленно крутящуюся, переливающуюся разными цветами и оттенками воронку.