И вот – упругое приземление, ноги зарываются по щиколотку в нежный песок, тёплый и прохладный одновременно. Окунаю в песок руки, сижу, блаженствую…
Мне не нужен измеритель длины: на сколько я прыгнула. Мой собственный измеритель – у меня внутри. А прыгаю я ровно… на четыре года назад! Потому что это не просто яма с песком – это моя личная машина времени.
С каждым прыжком я оказываюсь ровно в 31-м августа 1957 года, в городе Оренбурге, во дворе нашего дома на проспекте Братьев Коростелёвых, куда мы только сегодня переехали. И пока взрослые расставляют мебель, я вышла в большой, но совершенно пустынный в этот час двор. Я пошла вглубь двора и нашла среди зарослей жёлтой акации песочницу с удивительно нежным, светло-жёлтым речным песком… Я скинула сандалии, нагрузила их песком, как две маленькие баржи, и пустила их в плаванье по песочным барханам…
В этот момент к песочнице подошёл мальчик. Он тоже скинул свои сандалии и тоже нагрузил их песком и пустил их в плаванье по песочным барханам…
Мы играли в песочнице до позднего вечера. Мальчика звали Миша, ему было, как и мне, семь лет. Он, как и я, завтра шёл в первый класс. Мы играли с ним, пока мамы не позвали нас домой. Почти одновременно прозвучало из окон: «Миша!» «Лена!» И когда мы пошли домой, оказалось, что мы с Мишкой живём на одной лестничной площадке!
А когда мы назавтра пришли в школу, учительница нас посадила за одну парту. Так я обрела замечательного друга, с которым мы были неразлучны два года, и если бы мы не уехали из Оренбурга, мы дружили бы с Мишкой всю жизнь, я уверена в этом!
Странно, что мне не приходила в голову мысль написать ему письмо. Но в какие-то моменты жизни, вот как сейчас, когда я сижу в яме с песком, с грустью и блаженством ощущая нежные, сыпучие песчинки времени, мне кажется, что я общаюсь с Мишкой… Кажется, что я и не уезжала никуда…
Меня с детства поражала эта волшебная возможность: через незабытое ощущение, или через любимый запах – как будто опять войти в то время, где ты была очень-очень счастлива – где живёт этот запах, или это ощущение…
Так что путешествовать во времени на самом деле очень просто. Надо только уметь ПОМНИТЬ.
Мама и Фёдор ушли в кино на поздний сеанс, наказав нам с Маришей крепко и сладко спать. Бабушки с нами сейчас нет, она в Днепропетровске. Мы с Маришей одни в огромной квартире.
Укладываемся спать на широкую бабушкину кровать – так уютнее и не страшно. Хотя на Философской, в детстве, я часто оставалась одна, но там мы жили в муравейнике, и вокруг всегда были люди. Я и не подозревала, что может быть так неуютно в пустой огромной квартире… Всё-таки я трусиха. Стыд мне и позор! Мне – старшей сестре.
Почитала Маришке перед сном Андерсена. Андерсен – наш любимец. Мы обе любим историю про влюблённого оловянного солдатика и балерину, и как они сгорели вместе в камине… И как потом вымели из камина маленькое оловянное сердце и несгоревшую блёстку от платья балерины…
Я наизусть знаю эту историю, но всё равно с какой-то не утоляемой жаждой перечитываю её вновь. И мне каждый раз кажется, что и со мной произойдёт в жизни что-то подобное: такая же красивая и трагическая история. Но что-то ведь останется и от меня – какая-нибудь маленькая несгораемая блёстка… или сердце…
А как я жалею и понимаю Русалочку! Как я понимаю её мучительную боль оттого, что хочешь сказать – и не можешь. И все поэтому думают о тебе совсем не то!
Потом Мариша уснула. А я не сплю… Фонарь ярко светит в окно… Лежу и смотрю на Маришу, маленькую и светлую…
Я смотрю на неё… и мне кажется, что рядом со мной – неземное существо. Тонкое, прозрачное личико… Светлые, лёгкие завитки волос… Меня охватывает волнение, какого я ещё никогда в жизни не испытывала. Мне кажется: рядом со мной тихонько спит АНГЕЛ…
Рука с тонким запястьем лежит поверх одеяла так доверчиво и беззащитно… Я всегда её любила, мою маленькую сестрёнку, но то, что я испытала в ту ночь, когда мы были одни в доме – как будто одни в целом мире! – и я оберегала её сон… То, что я испытала тогда, не забылось до сих пор.
Я тихонько целовала её пальчики. Тоненькие, тёплые пальчики маленького любимого ребёнка. И во мне была такая большая нежность, что я даже заплакала…
С той ночи я стала относиться к Марише не просто как к сестре. Это было уже нечто большее. В ту ночь во мне проснулось материнство…
С той ночи мы так потом и спали вдвоём на широкой бабушкиной кровати. А бабушка перешла на мою. И я по ночам укрывала Маришку, щупала её лоб (не горячий ли?) Была ей мамой.
Читать дальше