Елизавета Сагирова - Вниз по течению. Книга вторая

– Залезайте внутрь и ложитесь на спину, – велел невозмутимый, какой-то механический женский голос, и Натка оглянулась, чтобы увидеть его обладательницу, но снова почувствовала лёгкий, но настойчивый толчок в спину. Послушно сделала шаг вперёд, увидела, что внутри «яйцо» наполовину заполнено прозрачной жидкостью, и замотала головой.

– Не полезу! Сначала скажите что это!

– Залезайте внутрь и ложитесь на спину! – в женском голосе зазвучал металл, но его мягко прервал другой голос, мужской.

– Не бойтесь, это просто концентрированный раствор соли. Слышали про Мёртвое море? Вот здесь примерно то же самое – на воде можно лежать, как на подушке.

– Зачем мне там лежать?!

– Релаксация. Эффект невесомости, полное расслабление. Вы не будете ничего слышать, видеть, и чувствовать – абсолютный покой и изоляция! А мы, благодаря датчикам, – палец с аккуратно подстриженным ногтем коснулся одной из липучек на Наткином теле, – Сможем наблюдать, как это действует на ваш организм.

– Мне от этого станет легче? – теперь Натка уже не так подозрительно смотрела на диковинное «яйцо», светящееся изнутри синевой. Да и вроде места там было достаточно, чтобы не чувствовать себя погребённой заживо, а жидкости слишком мало, чтобы утонуть, так почему бы и нет? Тем более, что ноги уже подгибались от слабости, голова кружилась, и идея принять горизонтальное положение казалась всё более заманчивой.

– Конечно! – заверил мужской голос, и даже спустя годы, вспоминая эту ложь, Натка переполнялась негодованием, – Концентрат соли вытягивает из организма токсины, а общее глубокое расслабление снимает синдромы похмелья как ничто другое, уж поверьте.

И она поверила. Послушно приняла поданные ей беруши, должные предотвратить попадание соляного раствора в ушные раковины, осторожно влезла внутрь «яйца», опустилась в тёплую жидкость, больше похожую на гель, чем на воду, вытянулась лицом вверх. Жидкость держала. В ней действительно можно было полностью расслабиться, даже откинуть голову, которая, как и всё остальное, словно легла на плотную воздушную подушку.

А потом крышка «яйца» захлопнулась, синий свет внутри него погас, и наступила космическая тишина, не нарушаемая ни одним звуком.

– И что, тебе правда стало легче? – Марина залпом допила остывший чай, её глаза блестели от любопытства.

– Сначала да, – Натка так погрузилась в свои воспоминания, что кожа покрылась крупными мурашками, совсем как там, в непроницаемой капсуле-яйце, когда она впервые заподозрила, что что-то идёт не так, – Очень интересное ощущение – действительно невесомость. Ничего не видишь, ничего не слышишь, ничего не чувствуешь…

– Раствор той же температуры, что и твоё тело, – подхватила Рая, на чьём лице проступили пятна нервного румянца, – Его ощущаешь только если начнёшь плескаться. А когда лежишь неподвижно, то будто в воздухе паришь.

– Здорово! – Марина не посмотрела на Раю, обращалась только к Натке, – А когда страшно-то будет?

– Сейчас будет! – пообещала та, слегка раздражённая несерьёзным тоном подруги, – Только пока о другом послушай, а то не поймёшь ничего.

И она начала рассказывать этим двум совершенно разным женщинам, капризом судьбы ставшим её подругами о том, о чём ещё никому никогда не говорила. О своём детстве в маленьком рабочем посёлке под Томском. О соседнем доме, в котором жил одинокий по причине своего безудержного пьянства мужик. О том, как он внезапно бросил пить, и почему это сделал. О том, что произошло дальше, уже на Наткиной памяти. И, наконец, о том, как этот странный и страшный случай запал в память девочки, которой она тогда была, да так и остался там навсегда, породив своих демонов…

– Так вот чего ты меня всегда с собой в баню зовёшь! – Рая мельком перекрестилась, – Жуть-то какая. Не приведи господь…

– Да, – Натке, несмотря на укрывавшее её ватное одеяло, стало зябко, и она свернулась на печи калачиком, не глядя на подруг, – С тех пор не выношу бани, не могу там одна. Особенно в парилке.

– Но здесь же ты как-то в бане мылась? Не всегда же Рая с тобой была? – негромко спросила Марина. Теперь она выглядела притихшей и задумчивой, держала руки на своём беременном животе, словно неосознанно защищая его от чего-то.

– Я пыталась бороться. Заставляла себя. Иногда почти получалось ни о чём не думать, не вспоминать. А потом всё равно… вроде уже и помоюсь, и вытрусь – всё нормально, а одеваться стану, и как накатит! Не могу ничего с собой поделать – хватаю одежду, выбегаю полуголая, дверь захлопываю. И когда уже на крыльце стою, слышу внутри плеск. И шаги… медленные, мокрые… хлюп-хлюп.