Валентина Спирина - Литературные страницы 16/2020. Группа ИСП ВКонтакте. 16—31 августа

В руках мужчина держал два мотоциклетных шлема, а сам он был одет в джинсы и кожанную куртку косуху.

Девушка с восторгом смотрела на прилавки, заваленные дешёвыми, но яркими вещами, а мужчина покровительственно кивал головой, как бы разрешая своей спутнице приступить к выбору нарядов. Видно было, что спонсора этого шопинга переполняет чувство собственной важности: он смешно раздувал щёки, передвигался вразвалку, как бы желая занять собой как можно больше пространства. Кроме того, мужчина не забывал поглядывать по сторонам, жадно ловя восхищённые, как ему казалось, взгляды покупателей и продавцов. Если бы существовал переводчик с языка мимики и жестов, он перевёл бы примерно так: – «Ну что? Съели? Я ещё ого-го! Я чувствую себя лет на 25. Я не на маршрутке сюда приехал и не на автомобиле. Видите шлемы? То-то! На мотоцикле! Я – волк, я – хищник, я супер! Видите, какая со мной деваха? Могу себе позволить! Я всё могу себе позволить!»

Девушка лихорадочно сгребала с прилавков горы одежды, продавщицы, с незаметными ухмылками, относили выбранный товар в примерочную.

Примерка являлась, как бы, вторым, отдельным актом этого фарса. Эх, жаль не звучала музыка из фильма «9 с половиной недель»! Девушка выбегала из кабинки то в одной, то в другой нелепой, жалкой вещице и демонстрировала наряды своему благодетелю, глупо и неумело кривляясь. Благодетель одобрительно кивал. Наряды были похожи один на другой: маечки и топики из вялого трикотажа, синтетические коротенькие юбчонки и почти невидимые шортики. Разница была лишь в ядовитых цветах: розовый, салатовый, жёлтый.

Второй акт подошёл к концу и начался третий: парочка направилась к кассе. Мужчина спросил девушку, что она всё-таки выбрала. Конечно – всё! Кто бы сомневался! Девушка капризно надувала губки, косила глазами и перебирала ножками. Так и хотелось сказать: «Папенька согласился!» Но мужчина был вовсе не папенька, а папик, который, конечно же, одобрил покупку и оплатил, глазом не моргнув. Надо отметить, что вся эта гора дешёвого тряпья обошлась в астрономическую сумму – десять тысяч рублей. На лице девушки было счастье. На лице мужчины – превосходство надо всем и всеми.

Когда парочка удалилась, продавшицы уже не скрывали своих насмешек, а нам с подругой будто кто-то сказал: «Отомри!» Все три акта мы простояли с открытыми ртами, не в силах уйти, хотя забежали в этот магазинчик по ошибке.

Мы зашли в кафе и долго фантазировали на тему, из какой дали приехала в Москву эта девушка, в каких ужасных условиях она росла, как она горда собой, что выбилась-таки в люди, как она мчится на мотоцикле, вцепившись в спину своего благодетеля, а холодный ветер пронизывает её полуголое тело насквозь. Ветер громко шелестит пакетами с покупками, привязанными к малюсенькому багажнику, и этот шелест согревает замёрзшую девушку, а тонкие, сальные, седые волосы щедрого байкера, лезущие девушке в лицо, кажутся ласковыми кошачьими хвостиками.

Жила-была Проня из мещанского сословия, но очень хотелось ей быть принцессой. Все говорили:

– Нечего и мечтать! Уродилась не принцессой, значит живи как есть.

Но Проня как есть жить не хотела, а мечтала о том, чтобы дважды два было не четыре, а от осины уродились бы апельсины. Девицей она была упрямой и к цели своей следовала твердой поступью. Она раздобывала пригласительные билеты на светские вечеринки, а там внимательно наблюдала за принцессами: во что они одеваются, о чём говорят, как ходят, танцуют и как едят. И так Проня в науках тех поднаторела, что в высшем обществе стали её за свою принимать. А тут и принц подвернулся, стали встречаться и вскоре он Проне предложение сделал.

Одно было плохо, не знала она как жениха родителям представить, ведь сразу станет понятно, что никакая она не принцесса.

– Прикинусь-ка я лучше сиротой, чем так позориться, – решила Проня.

Только родители принца не дураки были, стали справки о невесте сына наводить, частного детектива наняли и в конце концов до правды дознались. Выяснили они, что никакая Проня не сирота. Как узнал об этом принц, стал мрачнее тучи:

– Как же ты могла себя за сироту выдавать при живых-то родителях?! Видеть тебя не хочу!

А Проня отвечает:

– Ага! Вот вы тут все какие! Кость у них, видите ли, белая! Конечно, я вам не ровня! Да только демократия давно на дворе! А вы слишком гордые, народ за людей не считаете!

И ушла Проня в негодовании, а в приличных домах её принимать перестали. Но главного она так и не поняла: не от того от неё общество отвернулось, что не дворянских она кровей, а от того, что отреклась от родни своей.