Георгий Протопопов - Холодный мир

И хотя приход тепла и победа Хота стали очевидны задолго до совершения обряда (тут оплошал Ака Ака, запоздал малость), князец произнес речь:

– Теперь непременно наступит тепло. Я щедро покормил Хота. Кто еще предлагает ему такую сытную пищу? Воистину, только я один во всей море могу по-настоящему накормить великого Хота, я один его истинно насыщаю. Если бы не я, разве Хот смог бы побеждать Зверя, разве был бы он сыт, набирался бы сил для удара? Приходило бы тогда к нам тепло?

И все смотрели на Аку Аку в трепетном страхе, в суеверном благоговении.

Воспрянувшее солнце сверкало, отражаясь в снегах; огромные, вознесшиеся высоко над землей рога- словно диковинное дерево, тянущееся к небу.

Вскоре, уже после обряда, князец поделился с шиманом и основной своей проблемой. Тому, впрочем, давно все было известно, причем простыми человеческими способами, ибо, в основном, люди общительны. Однако во время рассказа Аки Аки старый шиман задумчиво произнес:

– Да- да… знаю, знаю. Открылось мне это.

Под конец Ака Ака высказал свои подозрения насчет Акара и Кыртака, по слухам, подавшихся куда-то на восток в сторону Тарвы.

Оллон покивал.

– Награжу тебя, щедро награжу! – воскликнул Ака Ака. – Только найди мне его. Пусть духи откроют тебе, укажи мне след.

Оллон, лицо которого было старым, темным, сморщенным и хитрым, напустил на себя мудрости, свет глубокого прозрения мелькнул в его глазах, задумчивым стало его лицо, ведь предстояла большая многотрудная работа, и шиман подчеркивал это всем своим видом. Он сказал тихим мудрым голосом:

– Да, нелегко будет. Не человек, а зверь тот злодей. Сильные духи его охраняют и им владеют. Но обряд будет! Я брошу им вызов. Я, Оллон- могучий шиман! Только я могу сделать это, только я в силах помочь тебе. Но…

– Я слушаю.

– Если злые духи заступят мне дорогу… возможно, их надо будет умилостивить.

– Э! Пах! Не хватил ли лишку? Я ведь и так щедро тебя награжу!

Оллон глянул на Аку Аку. Тот немного смешался. Шиман, все-таки.

– Будь по-твоему. Мне ничего не жалко. Теперь ничто не имеет значения. Лишь бы его изловить.

– Всего один олья, – смилостивился Оллон. – В данном случае больше не потребуется. Ну и. твоя благодарность совершающему обряд…

– Будет, будет тебе, не волнуйся. Я свое слово держу. Но мне нужен результат.

– В этом доверься мне.

– Вот и хорошо.

– Кудай (посвященный орон) потребуется особый. Чаалкэ- белой масти, без единого пятнышка.

– Ай, предоставляю тебе выбрать самому.

– Конечно, конечно, так и должно быть.

Оллон величественно расправил тщедушные плечи. Жарко горело пламя в очаге. В красных отсветах и колеблющихся тенях шиман показался выше, грознее.

– Эй, женщина! – позвал князец. – Наложи нам еще мяса, да побольше! Кушай Оллон, смело запускай руку в жир.

Орибон- специальный крюк, опустился в булькающий котел, от которого поднимался ароматный пар.

Снова стало уютно. Ака Ака радовался, надеясь на шимана. Правда, по-прежнему его грызла тоска, ибо не будет ему покоя, пока это дело не завершится. Оллон же сейчас был всецело доволен, млея в тепле и сытости. Никакие сомнения его не грызли.

И вот, в день Амаркин- шестилетнего олья- самца, в десятый день луны Сурапчи, шиман Оллон со своими помощниками совершил великий обряд поиска.

Однажды, давным-давно, странствовал по море Менавит Шаф. Ученый человек из совсем других краев.

Как-то, находясь в жилище Ихилгана, которого потом стали называть Отцом шиманов, Менавит вел такую беседу:

– Удивительно, – говорил он, – как человек все время приходит к одному и тому же.

Тогда еще все луорветаны говорили на одном языке, и Менавит Шаф этот язык знал. Это потом уже язык людей моры стал распадаться на диалекты по местностям, поскольку край их огромен, и луорветаны в нем разбросаны. Впрочем, во времена Руоля и даже сына его, богоподобного Ургина, все луорветаны понимали друг друга, различия были только в произношении, да иные слова в разных местностях употреблялись по-разному. Во времена же Менавита было еще проще. Он говорил, и слова его, не сразу, постепенно, но доходили до сознания луорветанов. Хотя он-то как раз частенько говорил о том, о чем простые жители моры вообще не имели раньше понятия, и использовал много незнакомых слов.

Пожалуй, Ихилган- будущий великий шиман, в доме которого Менавит Шаф жил какое-то время, был первым, кто понял странные речи. И прозрел. Правда, прозрел по-своему.

– Наше прошлое, – говорил Менавит, – от нас самих скрыто завесой забвения. Позади осталось что-то темное. Но кое-что сохранилось, кое- что мы знаем.