Ольга Ильинская - Из жизни фотомодели Зингер

То, что директор была моделью, без труда угадывалось по её внешнему виду. Высокая, стройная, стильная. Чёрная узкая юбка до колен, чёрная водолазка, сверху летний белый пиджак с розовыми цветами, а туфли сплошь из белых кожаных ремешков и на тонких стальных каблуках-шпильках. Сумочка у директора узенькая беленькая с ремешком-цепочкой. Но что вещи? Шевелюра какая! Вот это волосы! Тоже белые, но какие-то неестественно белые, с отливом, вьющиеся, длинные, кокетливо ниспадающие до лопаток. Ухоженная с ног до головы. Огромные трапецевидные ногти-«френч», огромные чёрные ресницы, загнутые вверх, брови тоже чуть не в пол-лица («Вытатуированные! – догадалась Алиса. – Как у Людки-мотоциклистки!), нарисованные причудливые стрелки возле глаз ровные-ровные, прямо как на картинке, а губы пухлые, чувственные, тронутые перламутровой розовой помадой. Лицо не сказать, что с правильными чертами, и нос великоват, и глаза близко посажены, но смотреть на такое лицо приятно: кожа матовая, идеально чистая. Хоть сейчас фоткайте эту кралю и лепите её физиономию на обложку журнала, точно не прогадаете! Вызывающе яркая, броская. Такую один раз увидишь и запомнишь на всю жизнь. Журналы вмиг разлетятся!

Карина бабушке Гизеле:

– Сейчас подождите, я про вас… это…

Она не договорила и скрылась в кабинете директора. Через минуту великое начальство выплыло посмотреть на «матушку деревню».

– Портфолио! – вместо «здравствуйте» процедила директор. – А? Нет? Зачем пришли? Не морочьте мне голову!

Бац – и отворот-поворот. Даже рта никому не дала открыть. Бабушка Гизела, обычно находчивая, тут растерялась; не ожидала такого напора. Директор не женщина, а бронетранспортёр какой-то.

– До свидания! – бросила директор бабушке Гизеле.

– Влада Константиновна! – послышался интересный баритон.

– Да? – обернулась она и картинно изогнула бровь.

– Добрый день, Влада Константиновна, – извиняющимся голосом пробормотал стоящий неподалёку высокий парень.

– Дима, фотосессия прошла успешно, поздравляю! – сказала директор парню и протянула ему руку.

Он, улыбаясь, аккуратно пожал крупную кисть её руки, с тонкой блестящей цепочкой на запястье, и, показывая на Алису, заметил:

– У них есть портфолио. Я занят был, фотки не успел распечатать. Виноват!

Бабушка Гизела непонимающе заморгала, полагая, что парень их с кем-то перепутал. Она хотела даже вмешаться, но парень перехватил инициативу.

– Я подготовлю! Влада Константиновна!!! Послезавтра. Идёт? – опять улыбнулся парень.

Директор поджала губы:

– Сальников, надеюсь на тебя. Но в двух словах, фотосессия удачная? – и тут она понизила голос, подчёркивая всю деликатность ситуации (хотя какая там деликатность).

– Вам понравится! – уверенно отрапортовал парень. – Или вы не сомневаетесь во мне как в фотографе?

Дмитрию Сальникову было двадцать два года. Он был хорош собой. Хрестоматийно: высок, строен, голубоглаз. И талантлив. Невероятно! Дар фотохудожника открылся у него только в институте, но уже к последнему курсу он зарекомендовал себя чуть ли не как метр. Настолько солидный уровень мастерства демонстрировал в своих работах! И с некоторых пор директор модельного агентства Влада Константиновна Петрова не только считалась с его мнением, но и опиралась на него. (И – между нами, девочками, говоря – была тайно в него влюблена).

И сейчас раз Сальников говорил, что фотосессия стоящая, значит, так оно и есть.

– Ну, смотри! – кивнула директор. – Только из-за этого не завали другой проект.

Она чуть презрительно показала глазами в сторону забитой-запуганной дурнушки в углу и скрылась в своём кабинете. И, как только хлопнула дверь, к Алисе подбежала Карина.

– Видишь, всё хорошо! – зашептала она.

Карине было невыносимо жаль эту девочку, которая совсем не вписывалась в московскую жизнь, с её бескомпромиссной конкуренцией и жестокостью. Не тянешь? Никто возиться с тобой никто не будет, за дверью тысяча и один претендент. Ленишься пораньше встать, чтобы подготовиться к съёмкам? Гудбай! Ходишь немытый-нечёсаный, типа, уставший? Гудбай! Нажираешься по-свински? Гудбай? Жалуешься на грубое обращение? Гудбай! Плачешь, что не взяли на съёмки? Гудбай! (Или плачь, чтоб никто не видел). Хочешь к маме с папой? Гудбай! (Мы все к маме хотим, но никто не должен об этом знать).

– Мы посмотрим Москву, и домой, – прошептала Алиса.

– Конечно, – погладил её по плечу Карина.

Тут же обернулась и счастливо заулыбалась высокому парню.