Ольга Лаврова - Из жизни фруктов

При московских рынках (не при всех) есть небольшие гостиницы. Не то что второразрядное — десятиразрядное пристанище для тех, кто привез товара не на один день.

И вот с утра в коридоре такой гостиницы появляются трое здоровых парней и четвертый, тоже не хилый, которого назовем по фамилии, поскольку он будет фигурировать в последующих событиях; это Шишкин.

Парни деликатно стучат в номер.

— Входите, не заперто, — доносится мужской голос.

Компания входит, затворяя за собой дверь, и в номере с места в карьер завязывается потасовка.

— Да вы что?!

— А вот что! Счас поймешь!

— За что, ребята?..

Пожилая женщина опрометью кидается прочь. Выбегает из подъезда, суматошно дует в милицейский свисток, кричит в пространство:

— Помогите! Люди добрые, помогите!

Немногочисленные «добрые люди», приостановившись, глазеют издали.

Спугнутые свистком, вываливаются те четверо, видят, что свистит всего-навсего дежурная, испуганно умолкшая при их появлении.

— Поймала, мамаша! — усмехается Шишкин. — Держи-хватай! — И парни неторопливо направляются к стоящему неподалеку «Москвичу». Шишкин вразвалку шагает последним.

Набравшись храбрости, дежурная пускает еще одну дрожащую трель. Шишкин раздраженно оглядывается, и ненароком оказавшийся поблизости Томин успевает его перехватить.

— Чего лезешь не в свое… — начинает Шишкин, но осекается при виде удостоверения.

А парни, собравшиеся было на выручку, пушечно хлопают дверцами, и «Москвич» рвет с места. Томин, проводив взглядом заляпанный грязью номер, поворачивается к Шишкину.

— МУР, значит? — не слишком испуганно произносит тот. — Тогда, конечно, в своем праве. С МУРом кто спорит…

— Что тут?

— Ничего особенного…

— Ничего особенного, да? — восклицает дежурная. — Ни за что ни про что кинулись человека бить!

— Мамаша, побереги нервы.

— Заявились в гостиницу… слышу крики…

— Пошли, — командует Томин, перехватывая руку Шишкина повыше локтя.

Дурацкий характер: на кой шут старшему инспектору заниматься разбирательством драки, да еще в выходной? Но автоматика срабатывает — что называется, не проходите мимо. Знал бы он, сколько неприятностей навлечет на свою голову!

В отделении милиции, куда доставлены Шишкин и побитый Панко, взъерошенный, со ссадиной на скуле, Томин ведет разбирательство с участием дежурного милиционера.

— Спекулянт, товарищ майор! — возмущается Шишкин. — Дерет с рабочего человека без зазрения совести!

— Я сам рабочий человек! — срывается на крик Панко.

— Нет, вы поглядите, а? Ворюга он, вот кто!

— Давайте поконкретней.

— Вполне конкретно. Я даю пятьдесят одной бумажкой. Он отходит якобы разменять. Возвращается и сует сдачи восемнадцать рэ.

— Не слушайте, вранье!

— Погодите, товарищ, — останавливает Панко дежурный. — Надо по очереди.

— Да ты уж помолчи, барыга, — подхватывает Шишкин. — Я ему это, говорю, что? Где остальные деньги? Отваливай, говорит, не заслоняй товар. Я — культурно между прочим — забирай, говорю, свою черешню, чтоб те подавиться. Давай полста назад. А ты ж, говорит, четвертной давал. Представляете, товарищ майор? Заткнись, мол, и отваливай по-тихому. И смотрю — верите, нет? — справа-слева уже группируются. Сподвижники в халатах. За мои же трудовые еще вывеску, гляди, попортят. Чего будешь делать, товарищ майор. Дал задний ход…

Панко от негодования утратил дар речи.

— Кто-нибудь видел, какой купюрой вы платили? — интересуется Томин.

— А как же. Старушка как раз приценялась, все видела!

— Может подтвердить?

— Где ее на рынке сыщешь? Небось с испугу от ихних цен ноги в руки. Нет у меня свидетелей, чтоб официально его притянуть. Но снести не могу. Это ж издевательство, товарищ майор, правильно? Ну и позвал своих ребят. И весь сюжет… По справедливости не со мной надо разбираться, а с этой спекулянтской рожей. По семь рубликов за килограмм, а? С ума можно спятить!

Цифра производит неблагоприятное впечатление. (Напоминаем, читатель, иные времена, иные мерки.)

— Да-а, частный сектор… — кривится дежурный.

— Скажешь, опять вру? — вдохновленный невольной поддержкой вопрошает Шишкин. — Подлюга!

— Что происходит?! Кого хулигански избили?! Теперь при вас оскорбляют, а вы потакаете? — орет Панко.

— Я в получку семьдесят несу, — наседает Шишкин, — семьдесят! А он их из столицы чемодан попрет, кровосос!