Е.Ермак - Серебристая чаща. 2 часть

–Я тебе дала суп. А лежу я потому, что твоему сыну так удобнее молоко пить, – Маргоша почувствовала, как из глаз покатились крупные капли обиды.

–Сегодня суп, вчера суп! Этому супу уже неделя скоро будет!

–Не кричи… Олег проснется.

–Ты раньше ведь нормально готовила! Почему лениться начала?

–У меня раньше детей не было! Как тебе не стыдно! Я не ленюсь, я не успеваю!

–Мне зубы не заговаривай! Я знаю, что такое малыш в семье, ты забыла про мою дочь? Жена все успевала, а не носилась со своим грудным молоком! Ребенок прекрасно смеси ест! Что за блажь эти твои бесконечные кормления! Лишь бы лежать на кровати по целым дням!

Алексей покраснел и охрип от своего крика. Малыш проснулся и начал плакать. И Маргоша вдруг поняла, что хочет исчезнуть из этой квартиры. Насовсем. Пусть останутся вдвоем эти двое, у нее просто нет сил утешать одного и обихаживать другого.

Маргоша выскочила из квартиры в одном халате и тапочках, благо, что на улице была ранняя осень. Деревья стояли обвешанные желтыми и оранжевыми листьями, трава помялась от участившихся дождей, синее небо провожало косяки птиц. Маргоша глубоко вдохнула осенний воздух и села на скамейку у подъезда. Куда это она выбежала? Что на нее нашло? Надо вернуться, но сил нет, зато какое-то упрямство держит ее на улице, не даёт сдаться и зайти в дом. Со школы возвращались ученики: первоклашки с огромными ранцами, неуклюжие долговязые подростки и ладные симпатичные девчонки. Маргоша не хотела, чтобы ее заметили, но было поздно.

–Здравствуйте, Маргарита Васильевна! – закричало несколько голосов.

–Здравствуйте, ребята, – Маргарита Васильевна приосанилась и поправила растрёпанные волосы. Как будто это могло скрыть ее странное появление на улице в домашнем халате тапочках на босу ногу. Хорошо хоть у детей свои проблемы и им некогда задумываться о взрослых. Маргарита Васильевна перевела дух, но тут вдруг увидела учителя по математике, того самого, с кем у нее был неудачный роман. Он показался ей постаревшим лет на десять, весь какой-то неопрятный, полностью поседевший, с обрюзгшим несвежим лицом, зато, как обычно, в сером костюме с пылью от мела на рукавах пиджака. Да, она и сама, наверное, уже не выглядит цветущей, румяной и юной. Сегодня утром в ванной из зеркала на нее смотрела женщина с темными кругами под глазами и ртом, который забыл, как улыбаться.

–О, какие люди! – математик изобразил на лице радость и направился к ее скамейке.

Маргарита Васильевна сжалась и захотела стать невидимкой.

–Воздухом вышла подышать? Молодая мамочка, а? Когда на трудовые подвиги?

–Здравствуйте, – ответила Маргоша на приветствие.

–А чего вдруг на "вы"? – удивился мужчина.

–Не знаю сама. Не выспалась… Как дела в школе?

–Да все так же. Звонки, уроки, перемены, ты же знаешь. Ничего нового. Тебя не хватает только, – математик улыбнулся. Седая щетина выглядела болезненно. Казалось, если к ней прикоснуться, то на кончиках пальцев выступит кровь. Маргарита Васильевна поежилась. Всё-таки в халате было прохладно.

–Я пойду. Передавай привет коллегам, – Маргоша почти скрылась в подъезде.

–С мужем хорошо живёте? – вдруг спросил мужчина.

Маргоша удивлённо обернулась. Вопрос ей совсем не понравился. Неужели, судачат о ней в школе? Вроде, она повода не давала. Или этот старый дуралей почуял чего-то?

–У нас все хорошо, чего и тебе желаю! – Маргоша взлетела на ступеньки, проклиная свою обидчивость.

Дверь в квартиру оказалась заперта. За ней слышался жалобный плач ребенка. Маргарита Васильевна позвонила, потом ещё раз, потом стала стучать, но дверь не открывали. "Хорошо, что в такой час обычно никого из соседей в подъезде быть не должно": Маргарита Васильевна подумала про себя и продолжила стучать. Потом ей стало почти безразлично, что кто-то может услышать ее крики.

–Леша! Открывай сейчас же! Леша! Что же ты делаешь! Что же ты делаешь, гад!

Маргарита Васильевна прижалась спиной к двери и стала долбить в дверь ногой. От плача ребенка ее горло свела судорога. Маргоша сползла по двери вниз. Внезапно дверь открылась и Маргоша ввалилась в квартиру, упав на пол.

–Еще раз так надолго уйдешь, больше не пущу! – жёстко сказал Алексей.

Маргарита Васильевна заставила себя не отвечать ему и рванула в комнату к малышу. Она взяла его на руки и приложила к своей полной груди. Ребенок вроде суетливо принялся поглощать молоко, но вдруг отвернулся и жалобно захныкал, чего с ним никогда ни бывало. Он никогда раньше не бросал грудь до тех пор, пока не насытиться. Может, в молоко горечь обиды проникает? С того дня Олежка не пил материнское молоко, отворачивался и кривился, словно разлюбил и молоко, и мать. Маргоше тяжело пришлось в эти дни. Молока было много. Грудь ныла и горела. Пришлось обращаться в амбулаторию за медицинской помощью, а малыша переводить на смеси. Он не пил даже не сцеженное молоко из бутылочки. Маргарита Васильевна смотрела на голодного ребенка и ее глаза застилали слезы. Если бы Алексей в те дни сказал ей хотя бы одно дурное слово, то она бы не выдержала. Она бы взяла ремень и отхлестала бы его по вечно недовольному лицу, по глазам, в которых нет любви, по рукам, ударов которых она привыкла бояться. Алексей понимал, что происходит что-то важное, что он как-то к этому причастен, но по своей душевной ограниченности, не понимал, где напортачил. Ему иногда казалось, что Маргарита Васильевна должна быть счастлива. У нее все есть: квартира, машина, работа, достойный муж, который неплохо зарабатывает, почти не пьет. А то, что они ругаются, так это вполне нормально. Где нынче семьи, в которых тишь да гладь? Алексей был трусоват по натуре, и чувствовал, что Маргоша на грани. Неужели из-за того, что пропадает у женщины молоко, можно так убиваться? Тяжело понять женщин. Можно прекрасно кормить ребенка смесями. Его дочка была пухлая, румяная. Он до сих пор помнит тяжесть ее тельца, а ведь первая жена не кормила грудью ни дня. Сразу у них на кухне поселились пачки с растворимым порошком и миллион бутылочек…