Елена Касаткина - Фрикен Бок. Ироничные рассказы

Вадькино предложение Константину Дрищеву понравилось. Котельная ему надоела до чёртиков, больших денег не приносила, почти вся зарплата успевала закончиться за неделю до следующей выплаты. Котька лентяем не был, нет. Наоборот, парень он рукастый, может слепить из чего угодно стоящую вещь. Это собственно и помогало ему протянуть какое-то время до аванса. Вот на днях, например, сосед Абрам Израилевич Венедицкий, решившийся-таки наконец переехать на свою историческую родину, выбросил на помойку старый поломанный пылесос и ещё кучу полезных вещей, включая шёлковые, расшитые бордовыми цветами покрывало и наволочки. Всё это добро почти тут же перекочевало к Котьке домой. Весь день он латал, мыл, привинчивал и отвинчивал всё, что в этом нуждалось, чтоб придать вещам приличный товарный вид и на следующий день отнёсти на барахолку. Котька был поцелован Гермесом, продать мог всё что угодно. Правда, за небольшие деньги, но всё же…

Вот и на этот раз ему удалось сбыть с рук весь выброшенный скарб Венедицкого, окромя двух расшитых наволочек. Даже пылесос, у которого в шланге у самого наконечника зияла приличная трещина, и всасываемый воздух вылетал со свистом уже в начале своего пути, и тот удалось всучить какому-то ушлому прощелыге. Прощелыга долго осматривал сам прибор: открывал защёлки, вынимал мешок для пыли, разматывал путаный клубок провода, особенно тщательно осмотрел вилку. Всё время пока привередливый покупатель искал повод сбросить и без того бросовую цену, Котька крепко держал шланг у основания для насадки, огромной лапищей прикрывая трещину.

– Ладно, бери за полтинник, – великодушно уступил Котька и быстро засунул шланг в изодранный пакет.

Оставшиеся бесхозными шёлковые наволочки подарил Виолетке Сидоркиной. А что, Котька парень щедрый, а Виолетка ему давно нравилась. Впрочем, и это к случившемуся никакого отношения не имеет.

Мороз на улице стоял настоящий, январский. Проводы решено было устроить у Федьки в сарае. Денег на водку даже в складчину не хватало.

– Лан, я проставляюсь, – заверил Вадька и плюхнул на ящик пятилитровую пластиковую бутыль с омывайкой. Пустые баночки из-под томатного соуса заменили стаканы.

– Надо бы чем-то закусить. – Федька оглядел сарай, но ничего подходящего не узрел. Ну не соломой же в самом деле занюхивать.

– Вот, – Вадька долго копошился в кармане и наконец выложил на ящик батончик «Сникерса». – Мировой закусон. На сдачу всучили позавчера. Специально заныкал, как знал.

На пробу «Незамерзайка» оказалась не очень, но шоколадный батончик вкус прилично скрашивал. Когда же поделенный на тонкие пластинки «Сникерс» закончился, им уже было всё равно. Где-то после третьего литра Котьке поплохело. Ну как поплохело? Внутри странно побулькивало и рвалось наружу, но опозориться перед друзьями не хотелось.

Котька икнул и через силу скомандовал:

– Наливай. Не тяни.

Первым отрубился Федька. Довольно мужественно допив с друзьями четвёртый литр, он на мгновение застыл, как будто раздумывая над дальнейшей перспективой своего пребывания здесь, и без всякого предупреждения рухнул, как Берлинская стена, на деревянный настил пола.

– Слабак, – сделал заключение Котька, всячески подавляя настырное желание блевануть голубоватой жидкостью себе под ноги. – Наливай.

Пятый литр допивали на автомате. Торопились оба. Тошнота набирала обороты, и первым не выдержал Вадька. Допив последний стакан, вернее банку, он тут же сполз с пластиковой катушки, которая служила ему сиденьем и, встав на карачки, выпустил фонтан мутной серой жидкости.

Странно, но картина унижения друга каким-то мистическим образом повлияла на Котьку. Его вдруг перестало тошнить, а в теле образовалась удивительная лёгкость. Он поднялся и на ватных ногах поплёлся домой. Это было неизменное Котькино правило; сколько бы не выпил, он всегда возвращался домой. И доходил. Переступив порог, он тут же отрубался и мог проспать в предбаннике до самого утра, но всегда при любых обстоятельствах ночевать он приходил домой.

Нет, что-то явно было испорченным, видимо «Сникерс», который всучили Вадьке на сдачу и который пролежал в его кармане целых три дня был просроченным. Иначе с чего бы это его так подкосило. Где-то на полпути у Котьки потемнело в глазах, и он без чувств рухнул в сугроб. Сколько он так пролежал, теперь уже никому не ведомо, но под утро мимо заиндевевшего тела проезжала «Скорая». Водитель, заметивший на обочине чёрный свёрток, не сразу распознал в нём человека, и хотел уже было проехать мимо, но глазастая медсестричка заставила притормозить.