Анастасия Спирина - Погружение в темную воду. Мистические истории - реальные и выдуманные

– Про что? – хором спросили коллеги.

Она вытащила из пакета банки с едой и понесла в холодильник.

– Якобы я купила обувь к школе, пришла домой, открываю коробки, а они пустые – обуви в них нет. Я во сне испугалась, аж даже закричала, Коля рассказал потом. Это ж кошмар, столько денег потерять, за четыре пары. Неужели забыла в магазине – крутилось у меня во сне. Прям как сейчас вижу на столе стоят четыре пустые коробки из-под обуви.

– Да, и вправду страшный сон, – выдали девчонки.

– Можно сказать в руку, мы же на выходных поедем в Симферополь, надо Сашке и Надьке покупать одежду, к школе и обувь, осеннюю, к зиме что-то присмотрим.

Светка рассмеялась: «Чего только не приснится». Однако уборщице Лидии Петровне было почему-то не до смеха, уловив суть разговора она даже выронила швабру из рук. Какая-то тень пробежала по старухиному и так коричневого от постоянного солнца лицу. Но женщины на нее внимания не обратили.

На следующий день утром она снова пришла убирать.

– К четырем гробам это, – сказала Лидия Петрова Светке, та сегодня пришла раньше уборщицы.

– Вы о чем?

– Я про сон Маринкин – четыре пустые коробки, будет четыре гроба.

– Да что вы такое несете?

– Не я это придумала и сделать ничего не могу.

– Это просто сон, у меня никогда не сбываются, ни в хорошую, ни в плохую сторону.

– Я бы хотела, чтобы он не сбылся.

– Только Марине не говорите об этом, – попросила Света.

– Не люблю я плохие вести разносить.

Света не придала значения, мало ли старуха сошла с ума, неудивительно при ее одинокой жизни. Об этом сне и уже забыли, до середины августа.

Ближе к сентябрю с утра прохладно до полудня, южные жители могут выдохнуть. Скоро уже осень и ее запах ощущался в воздухе. Поэтому людям не пришлось стоять под палящим солнцем в ожидании, когда приедет второй катафалк. Четыре гроба в одном уместиться не могли. На кладбище пришло на удивление много народу, почти полгорода хотели помянуть умерших, даже корреспондент был, такое событие для небольшого городка – авария под Феодосией, маленькую «Таврию» подмял под себя большой грузовик. Все четверо погибли, так и не доехав до дома. Николай решил обогнать по встречной и быстрее быть в городе, но судьба сложилась иначе.

Родители Николая не пожалели денег и на кладбище создали практически семейный склеп. Четыре могилы выложили мрамором, поставили один большой памятник, на котором семейная фотография Павличко, родители обнимают детей, все улыбаются, будто фото на рекламный плакат.

В другом ряду, практически напротив, еще одна свежая могила, по ветру разлетаются черные ленты: «от родителей», «от друзей», «от братвы». На ней массивный гранитный монумент, на котором выгравировано изображение хозяина – Николай Валентинович Красько. Серьезный дядька в кожаной куртке и рубашке с расстегнутым воротом, на груди массивная цепь с крестом. Точно таким же, какой схоронился на груди его тезки, теперь уже соседа по загробной жилплощади.

Через три года могила Любы тоже оказалась неподалеку. Сгорела от рака за полгода.

Отличие этих историй от остальных в том, что они переданы без доли фантазии. Это реально случившиеся факты, свидетелями которых была моя мама.

Длинными, зимними ночами, когда за окном завывал ветер, и густая метель засыпала карнизы окон, мама рассказывала мне страшные истории, которые я, тогда еще ребенок слушала с упоением и смотрела в окно, в ожидании увидеть там тени этих страшных приведений и чертей. По мере приближения к кульминации рассказа, я достигала пика ужаса и закрывалась одеялом с головой, мурашки хозяйничали на моем теле, но, тем не менее, я продолжала вожделенно слушать мать, слушать и бояться.

Эта история одна из моих самых любимых, потому, что она до сих пор вселяет священный ужас. Очень часто я просила мать рассказать мне именно ее. Однако, если бы мне на собственной шкуре удалось испытать все нижеописанное, сейчас бы я не писала эти строки: мое нежное сердце разорвалось бы подобно петарде.

Происходило это мистическое дело в 50-е годы в сельском клубе, который стоял в селе Карасу, Кустанайского района Казахской АССР. Это деревушка, заброшенная в бескрайних степях, оторванная от цивилизации. Деревня была небольшая, состояла из нескольких домов, выстроенных вдоль одной улицы.