– Желудок жгутом скручивает и дышать тяжело, кажется, что последний выдох прямо здесь испустишь. – Говорили те, кто заступал за запретную черту. А тот, кто вглубь идти решался – не возвращался из лесу, уже и не ждали, зашел на чужую территорию значит. Так многих мужиков в Колежме недосчитались, помимо местных и приезжие, не знавшие броду, полезли в эти воды.
Баба Настя решила, что терять ей уже нечего, одиночество опостылело, набило оскомину, плакать по ней никто не будет, она крепче ухватила ручку маленького ведерка, вытерла испарину со лба и пошла прямо, шагая калошами по багульнику, скользя по ягелю.
Весть о пропавшей старухе разлетелась как запах шанежек по деревне, первой пропажу обнаружила Дуся, когда около восьми на часах, а Настьки не было дома, сериал они смотрели вместе, этот ритуал под чаек свято чтили пять будних дней. Увидев, что ключ от двери висит за рамой, она поняла, что Андреевна ушла в лес: магазин уже не работал, а тем более сегодня понедельник – официальный выходной, в город никто не ехал. Другого варианта не было – если заперто, значит не по соседям судачить пошла.
Все двинулись ее искать, ходили с фонарями, кричали, но бабушка не отзывалась. Подумали, что медведь прикопал али с сердцем плохо стало, тогда болото под себя тело и подберет. Не найдешь.
Дуська выть начала и вечером сходила подоить ее Зорьку, молоко в бидоне хотела поставить на крыльцо, но махнула рукой и понесла себе в дом, там припала к образам, не зная за упокой или здравие молиться.
Прошло два дня, погода разбушевалась, гроза разряжалась так, что полярная ночь будто вновь вернулась, в августе. В полицию обращаться было бесполезно, не побегут они с собаками туда, где и след уже простыл. Завтра Серегин брат, Василий в город поедет, там в нужных службах и разберётся, он мужик ушлый, все знает, всем помогает. Такой неофициальный вожак их небольшого села.
– Не пощадил лес Настьку-то, – причитала Гуся, – знала его как свой огород, умела грибы-ягоды собирать и вот те на, сгинула в чаще.
Когда надежды не осталось, баба Настя вернулась сама, вышла в районе Красной щели, в трех километрах от деревни, увидели ее с моря рыбаки и подобрали, завели в первый же попавшейся дом, усадили, дали выпить воды.
Вышла из лесу – не узнать: голова от мошки квадратная, вся в покусах размером с намоченное Манту, бабушку никто и не признал поначалу, одежда одно отрепье, как будто шла сквозь острые лезвия, калоши полные воды – два дня лил дождь. В подметках – дырки. Хотя в городе этой весной их купила в «Пятерочке».
Говорить Настя не могла. Язык распух, будто и его мошка искусала. В горле пересохло настолько, что второй стакан воды не помогал. Сил у бабушки совсем не осталось, привались на подушки и захрапела, потом замолкла, лицо серьезное, не по-человечески бледное. Дышать вроде бы и не дышит.
– Неужели вышла к людям умирать? – удивилась хозяйка дома. Тем временем, к ней уже пришло полдеревни, все хотели увидеть бабушку, которая стала притчей. Самый смелый взял ее руку, прощупал пульс.
– Жива, просто забылась немного.
Подремала бабушка недолго, открыв глаза и увидев знакомых, она смогла вздохнуть с облегчением. Все начали расспрашивать ее, что да как. Дуся продолжала реветь, как будто подруга и вовсе глаз не открыла.
Бабушке налили чай, дали калитку картофельную, она отхлебнула, сахарком закусила и начала рассказ. Возможно последний в своей жизни.
Бабушка Настя не помнила, что делала эти три дня, только чувствовала, как гонит ее какая-то жуть и дышать было сложно. «Только вперед, не оглядываясь», – стучало в висках. Она бродила и не чувствовала, как ветки хлещут по лицу. Помнит, что холодно там было, как будто не август, а октябрь на дворе. И стервятник летал над деревьями, словно по ее душу поживиться решил. Слышала она шепот странный «Иииитььь, ууутьььь», и дыхание чужеродное, кто-то испускал земляной дух у нее за спиной. Казалось, что бродила она по кругу не трои дни, а всего лишь несколько часов как чумная.
И что самое главное, трое суток как заведенный солдатик шагала по лесу, ни разу не присев на пенек. Иначе если сядешь, то не встанешь больше, ноги отекут и станут неподвижными бревнами. Ни нужду справить, ни костяникою напиться. Три дня ни росинки во рту.
– Глаза я открыла на том же месте, где и решилась на отчаянный шаг, почувствовав склизь ягеля под собой, я поднялась и поняла, что деревня близко, замаячили можжевеловые кусты, как будто кто-то меня встречать побежал, я шла-шла вперед, пока к морю не вышла. – Еле слышно говорила старушка.
Читать дальше