Наблюдать за этим людским базаром сидя в поезде любопытно, попиваешь чаек из поездного стакана и любуешься отрывком фильма из жизни. Наслаждаться одиночеством пришлось недолго, в вагон вошел новый пассажир, единственный на этой станции. Сел он напротив меня, на нижнее боковое, так как по билету его место верхнее в противоположном купе, но отсидеться – отдышаться там нельзя и присесть на нижнее тоже. Женщина, килограммов под сто с храпом развалилась, не замечая даже, что матрас наполовину сполз на пол. Сидеть друг напротив друга молча скучно, а говорить на личные темы неприлично, и первое что я спросила у своего попутчика, разбив тишину:
– А вы знаете страшные истории?
Спортсмен – путешественник, который только что водрузил сдутую лодку размером с пятиклассника на третью полку, а до поезда проехал две с половиной недели в одиночку по Онежскому озеру и его заливам мог бы сказать, что вот страшная история для обывателя: открытая вода, комары, дикие животные и ни одного человека в радиусе десяти километров. Анатолий, так его звали, удивленно наморщинил лоб.
Я ему рассказала, что, будучи писателем собираю мистические истории из уст обычных людей, которые мне попадаются на пути. Это дары, которыми меня может угостить каждый, ничем не хуже, чем предложить запустить руку в стаканчик только что купленной черники.
Анатолий внимательно на меня посмотрел и открыл литровый пакет с кефиром, подумав прежде угостить меня или нет, но вовремя осознал, что я жду другого, отхлебнул до белых усов, вытер губы рукавом водолазки цвета хаки и произнес.
– Да, пожалуй, есть одна история, рассказали мне ее в одном поморском селе, недалеко от этих мест, в сотне километров от Беломорска. История эта реальна с одной стороны, а с другой, есть в ней что-то мистическое.
Я внимательно принялась слушать.
Нать гуляет по колежомским лесам, но что это такое не могут ответить даже местные жители. Блудит из-за нее народ в лесу, такая участь постигла и Анастасию Андреевну Клягину. К своим 78 годам она видела многое, войну пережила, девчонкой от немцев убегала. До сих пор каждый в деревне знает ее историю.
Шел сорок третий год, в их деревне уже практически никого не осталось, из родни у восьмилетней Насти только сестра Агриппина двенадцати лет. И вот однажды в деревню зашли они, в новых шинелях, молодые и рослые, речь немецкую как девчонки услышали, так сразу за сарай и забежали. Притихли там и не дышат, тем временем немцы заглянули в первый попавшийся дом, послышался выстрел – девки думали кого застрелили Петровну или ее внучку Любку. Страх сковал их, если сейчас не убежать, то участь не завидная ждет, найдут их фашисты по запаху страха, Настя дернула сестру за рукав и показала: в лес идти нужно. Гринька стояла как вкопанная, будто все слова забыла. Тем временем солдаты пошли по деревне, в каждый дом и угол заглядывали. И до них скоро очередь доходила. Сестра заартачилась, мол куда нам в лес, там сгинем, медведь задерет и холодно уже, а ноги босые. Настя тянет сестру, та капризничает как барыня, потом как заорет во всю мощь: «Не пойду, не пойду я, отстань!». Тут их немцы и нашли. Пришла погибель быстро. Один из них, самый высокий блондин, улыбка белая, раскрыл рот во все тридцать два зуба, увидев девчонок, и тут же достал нож. Настя вскрикнула от ужаса, а Агриппина упала замертво, острие угодило ей точно в шею. В порыве ужаса сорвалась девчонка с места и что было силы драпанула в лес. Немцы за ней, голод, холод и война не придавали ребенку силы, но очутившись в чаще, у нее открылось второе дыхание, Настя босиком бежала со скоростью, не присущей изголодавшему ребенку, петляла среди деревьев, бравые солдаты, откормленные на пайках Вермахта отстали очень быстро. Уже не видно их было и даже звуков не издавали, как будто сгинули куда. Испарились. Настя огляделась, ноги содраны в кровь. Холодно, идти к деревне смысла нет. Пошла куда душа повела. Умирать все лучше под сосной, чем от расправы фашисткой, не известно, что с ребенком сделают изверги прежде чем убить. Спала под валежником, питалась ягодами, которые остались с лета, сыроежками кормилась и вдруг сама того не замечая, вышла к другому селу. И разница между поселениями была триста километров. Там народу было побольше, девчонку пригрели бабы, так и выросла сиротинка.
После в 17 лет она вышла замуж за сумпосадца и вместе переехали в Колежму, муж работящий был, трудился в колхозе, заготавливал ламинарию, да только умер рано, сразу после пенсии, вот и осталась баба Настя одна. Детишек так и не нажили. Корова была, пенсии хватало пару раз съездить в Беломорск за продуктами, на огороде росло что-то, хоть и поморский климат не располагает к садоводству. На старость лет появился у бабы Насти бизнес. Его она скрывала как постыдного любовника, как нагулянный живот, подружкам Дуське и Гусе (Августине Прокофьевне, если по-городскому) не говорила, еще сглазят, не поймут. У них семьи, дети помогают, а она одна судьбину несет.
Читать дальше