Наталия Потапова - Пять разных рассказов

Жека недоумённо пожал плечами.

– Мой роман невозможно, как вы выражаетесь, «разнести». Я его на одном дыхании написал, по восемь часов в день работал. Это качественная авторская проза. Я не боюсь критики. В конце концов, критик тоже автор.

– Специфический это автор, – пробормотал Жекин собеседник. – весьма специфический. Собственное мнение считает истиной в последней инстанции.

Он помолчал и вдруг заразительно рассмеялся. – Вот вы расстроились, что рукопись вашу не взяли, велели в электронной форме прислать. Так ведь хорошо, что в электронной форме! – Восторг собеседника задел Жеку, он уже собрался обидеться, но тот примирительно коснулся Жекиного рукава.

– Вспомнил я один случай. – Он перестал смеяться, но даже затемнённые стёкла очков не смогли скрыть мелькавшие в его глазах озорные огоньки. – Я ведь живу неподалёку, в двух шагах от издательства. Район, надо сказать, замечательный, летом липы цветут, и публика вокруг интеллигентная… – вздохнув, поправил себя, – во всяком случае, так до недавних пор было. Но не буду отвлекаться. Во дворе чисто, даже собаки, вернее их владельцы, порядок соблюдают. Но есть нюанс: рядом с издательством контейнеры мусорные поставили. Там часто какие-то люди копошатся, выискивают что-то. Я, знаете ли, к так называемым бомжам без неприязни отношусь – многих в последние годы жизнь беспощадно истрепала, сил у них противиться не осталось, и вины их в этом нет. Хотя стараюсь всё-таки с ними не общаться. На всякий случай, в кармане всегда немного денег держу.

– В кармане, чтобы кошелек при них не доставать? – догадался Жека.

– Именно так, – поощрительно кивнул рассказчик. – Возвращаюсь я как-то домой, и вдруг из ближайшего контейнера голова лохматая высовывается, в такой, знаете ли, замызганной вязаной шапочке с ромбиком. Матеря на чем свет стоит (да так сочно, затейливо) – «испоганивших» его собственность «девушек с пониженной социальной ответственностью», он методично вышвыривал из бака увесистые пачки бумаги. На мостовую шлепнулась как-то неприлично распахнувшаяся папка, из которой веером посыпались листы с напечатанным текстом. За ней последовала другая папка, потом еще… А бумага-то все плотная, качественная, не дешевая… – с лица рассказчика не сходила улыбка.

Жека болезненно скривился. – Не понимаю, что здесь может быть смешного. Выбросить рукописи в помойку! Просто немыслимо!

Пожилой господин подал незаметный знак официанту и вкрадчиво обратился к Жеке: – Однако у вас вроде бы претензии к издательству, не ответили они вам. Или я что-то не так понял?

– У меня иная ситуация, – с апломбом отчеканил Жека. – Они слово не держат, время тянут, не думая о том, как ранимы творческие люди. Уверен, что и прочесть не удосужились (мысль о том, что потому и не ответили, что прочли, Евгения Борисовича не посещала). Таких бездарей, лишённых художественного чутья, нельзя на пушечный выстрел подпускать к работе с творческими людьми!

Жеке все труднее удавалось сохранять олимпийское спокойствие, приличествующее, по его мнению, творческой элите. Неудержимо тянуло высказаться. Скучавшая красавица с раздражением взглянула на Жеку и демонстративно надела наушники. Перед пожилым господином появился ещё один фужер, который тот вновь пододвинул к Жеке. Слушал он внимательно, издавая невнятные восклицания явно поощрительного характера.

– Я ведь, можно сказать, рожден для творчества, – не унимался раскрасневшийся Евгений Борисович. – С пяти лет сочинял, жаль, что не все записывал, не сразу осознал своё призвание! – Он не заметил, как одним махом проглотил благородный напиток. Голова приятно кружилась. Почувствовав себя совершенно свободным, готовым поделиться сокровенным, он продолжил: – Читавшие мой роман – буду с вами откровенен – мой стиль бунинским называют. Жаль, нет с собой рукописи, могли бы ознакомиться, уверен, сразу бы мощь, глубину почувствовали. – Он взмахнул рукой и с сожалением посмотрел на пустой фужер. Вроде бы там еще что-то было?

Пожилой господин вздохнул, зачем-то снял и вновь надел очки и тихо спросил, глядя на Евгения Борисовича: – Позвольте спросить: по какой именно причине вы решили стать писателем? И как бы про себя добавил: – Не всякий, кто умеет писать, может назвать себя писателем.

– Люблю литературу, – потупив пылающий взор, признался Евгений Борисович.

– Да кто ж её, матушку, не любит… Вот только любя, терзаем мы её беспощадно, – неожиданно серьезно, с грустью проговорил его собеседник. – И то сказать: на российской почве писатели, как грибы после дождя, растут. Грамоте обучены, интернет под рукой, а главное, есть на кого опереться – за спиной такие исполины отечественной словесности! Рядами стоят. Тут даже поколение, выросшее на Гарри Поттере, сподобится бойко по клавишам стучать.