Алексей Райм - Королевство Полночь

Бесформенно-глупого стада

В удобных цепях и загоне…

Что ж, значит, кому-то так надо:

Достать из болезненных чресл

Здоровое чадо любви…

Селекция общества через

Внушение чувства вины.

Но тогда я не думал глобально,

Я должен был просто крестить,

Ну, а если не бегать по краю,

Однажды должно повезти…

Эта девочка сильно кричала.

От страха кричат даже воины.

День этот стал бы началом

Её вдохновенной истории…

Я окунул её дважды,

Во имя Отца или Сына,

Молитвой запнулся, закашлял,

Продолжил, себя пересилив,

Слегка подкосились колени,

В ушах только детские стоны,

Ужасно виски заболели,

Девочка в чаше бездонной…

И вот этот приторный воздух

Мне голову душит змеёй.

Из толпы кто-то крикнул мне поздно:

И девочка в луже святой

Принимает процесс покаянья,

Глотая в конвульсиях воду.

Звучит так цинично, я знаю.

Сейчас с головою холодной

Могу говорить так жестоко

И прямо, как было на людях.

Когда тебя бьёт большинство, то

Не жди для себя правосудия.

Смерть – не моё упущенье,

Решалось всё в долю секунды.

Не должен просить я прощений,

Что девочку дали с недугом.

Не думай, что я сожалею

И в пору мне брать и топиться,

Но разве тогда, неужели

Я должен считаться убийцей?

Да кто же во власти повесить

Ужасное бремя виновного,

Грешники все мы, и если

Все сами преступники словно?

Случился у девочки приступ,

А люди, убитые горем,

Меня обвинили в убийстве.

И сами родители вскоре

Повесились около храма…

Тогда испугался, что город

Винить меня будет, пока я

И сам себе вены не вскрою…

Однако всё это со временем

Будто забылось народом,

И знаешь, я просто уверен,

Что всё из-за страха пред Богом.

Ведь церковь судить – это кара,

Анафема, муки агоний…

Меня прикрывает не правда,

А то, что на всё Его воля!

Так, может быть, это спасенье

Ребёнка из ада земного?

Однажды все в путь мы последний

Отправиться будем готовы.

Бесстыдно смотрел в эти лица,

Та девочка – свет наш и твердь,

Ну а истина в том, что убийцы —

Все люди, признавшие смерть.

И мне кажется, все позабыли,

Что Бог – не орудие власти,

Что мир не окрасят могилы,

Политые чьим-то несчастьем,

Что люди, склонившись над ними,

Не стали сильнее отчасти,

И их не спасут уже гимны,

Лишь кровь на костлявых запястьях…

И так уже заведено,

Что и веру людскую насилуют

Сильные мира сего,

Не оставив ни грамма красивого

В жажде людей к совершенству,

Мы сами должны быть творцами,

Не дожидаясь пришествий

Вторых или третьих, врастая

В свой быт, как сухие деревья,

Чуму запуская по венам…

Нужна лишь простая идея,

В которую люди поверят.

Но это трактует неправильно

Власть, опираясь на Господа.

Суть – в установке морального,

Искренне честного роста.

И не допуская коросты

Всех помыслов, вплавь или вброд,

Так как мы – инструмент в руках Господа,

Точно не наоборот…

И та девочка вряд ли хотела

Закончить жить в самом начале,

И чтоб её хрупкое тело

Зачем-то в купель окунали,

И вряд ли ей было так нужно

Покаяться в чьей-то вине,

Или чтоб её юную душу

Пытались очистить в воде…

А весь мир её – мама и папа,

Не я, не какой-то там Бог,

А тогда ведь мы все были рядом,

Вот только никто не помог…

Стих второй

Спаси эту девочку

Не закончив, как будто бы это

Накопленное откровенье,

О чём не писали поэты,

О чём только он с упоением

Мог говорить без конца,

Так размеренно, тихо и гордо

Пред взором Святого Творца,

Всё о том, что копилось за годы.

Священник взял быстро стакан

И, закинув так голову, в горло

Залил горько-огненный яд…

Показалось, что Синсэр был порван,

Растерзан, замучен, распят

Так внезапно от слов своих, словно…

Взорвался за окнами гром,

И священник немедля стакан

Очень шумно поставил на стол,

Не сломав его чуть пополам.

Долго Синсэр смотрел в пустоту,

Но его собеседница знала,

Куда его мысли ведут,

И, не дав им пропасть тут, сказала:

– За честность такую спасибо,

Хоть знаю, что ты сгоряча…

– Я тебе доверяю, Кристина,

Хотя это редкость сейчас.

– В этом Богом оставленном мире

Ты вроде скучающий гений.

Таких никогда не любили,

Но это привычно на деле.

Что ты поменяешь кого-то

Здесь, может мне только присниться.