Иван Фролов - Жизнь прожить – не поле перейти

Деньги, впервые ими заработанные, с чувством гордости они принесли своим матерям. Те и не могли предположить, что их дети могут заработать такую сумму. Потом уже осенью, когда они уже учились, их пригласили и довели до сведения, что они могут получить причитающуюся им оплату еще и натурой, зерном, в совхозе, где они работали. Зерно можно продать и опять деньги, при том в их оценке, немалые. Их мамы договорились ехать туда в ближайшие дни, решив сразу продать его там же на месте.

За лето Степа, Паша и Коля не только научились управлять комбайнами, но и научились водить автомашины. Иногда водители, отвозящие зерно от комбайнов, давали им поездить за рулем их грузовых машин по полю под их контролем.

Мамы не могли нарадоваться своими взрослеющими детьми.

Чтобы как-то улучшить материальное состояние Маргариты Семеновны, матери Коли, дирекция школы, пойдя навстречу, предоставила возможность вести еще и группу продленного дня в своем классе. Соответственно, она стала получать, при невысоких ставках, все же почти в два раза больше. Теперь она находилась в школе две смены. В первую же получку, с учетом денег, заработанных сыном, сразу же купила давно облюбованные и понравившиеся ей для сына новые, хотя и недорогие, простые туфли, в которых он стал ходить в школу. Потом в следующие месяцы она обновила ему курточку, а затем, за несколько последующих месяцев набрала сумму, добавив из заработанных денег сыном на каникулах, на простенький костюм. Коля, как и большинство ребят класса, у которых были и работали на производствах отцы, стал ходить в чистенькой и новой одежде.

Мать, ежедневно, утром отправляясь на работу, выходила из дома с сыном, но далее она ехала до своей школы автобусом, а он пешочком с ребятами, до своей. Ото дня ко дню она видела, как ее, еще недавно маленький мальчик, на глазах взрослеет, у него поменялся и голос. Уже, практически по-взрослому, рассуждает, не по-детски многим интересуется. Стала гордиться им, его успехам, но и нередко плакала, и почему-то в последнее время больше, не от горя, к которому, за долгие годы ее непростой жизни, пришлось давно привыкнуть, а скорее от счастья. Как, например, вчера не удержалась от слез, когда увидела его в новом костюме, в новых туфлях и новой куртке модного фасона. Он понял расстройство матери, подошел, обнял и почти, по-взрослому сказал:

– Не волнуйся, мама, все самое трудное позади, теперь и мы стали жить немного лучше. Вырасту, буду работать, совсем будет хорошо, потерпи.

– Миленький, плачу-то я от радости, что ты у меня становишься уже таким взрослым. А в этой новой одежде ты просто сыночек из богатой семьи. Наконец-то я смогла более-менее тебя нормально одеть. Теперь тебе не стыдно и на людях показаться, и в школу ходить, – высказалась со слезами, но со счастливыми глазами мать, обнимая и целуя его.

Часть денег, из заработанных Колей, Маргарита Семеновна отложила на всякий случай. Впервые за многие годы у нее появились такая возможность.

Оставаясь одна, она часто вспоминала мужа, ведь сын во многом напоминал его. Черты его лица, вроде бы больше походили на нее, в то же время они напоминали Гену, даже его мимику, его улыбку, не говоря о цвете глаз, их прищуре, и волосах на голове, их жесткости и цвету, красиво укладывающихся в тот же чуб, с волной. Нелепая смерть мужа на третий год их совместной жизни, не выходила у нее из головы все эти годы.

Первый раз они встретились еще шестилетними детьми во время страшной войны, когда оказались на одной платформе поезда, гото- вого вывезти их в тыл вместе с оборудованием эвакуировавшегося завода куда-то за Урал. Несколько дней, уже разместившись по платформам, они бегали, играли около поезда на площадке завода, дожидаясь распоряжения об отправке. Там и познакомились. Родители их хорошо знали друг друга по совместной работе в одном и том же цехе завода. Тронулись в далекий и опасный путь в одну из ночей. Но на другой же день подверглись бомбардировке немецкими самолетами. Бомбили долго и постоянно. Самолеты улетали и снова с ревом прилетали. От взрывов, пыли и разлетавшихся комьев земли ничего не было видно. Вместе с новым знакомым мальчиком их до этого усадили внутри какой-то большой детали, завалив проход разными железными щитами. Потом все стихло. Выполняя напутствия родителей, они не высовывались из своего убежища. Слышали душераздирающие крики, вопли, стоны. Через какое-то время, показавшееся им вечностью, все стихло и совсем рядом послышались голоса. Они не выдержали, стали пробираться сквозь завал, но детских усилий не хватало, и они в один голос заплакали. Их услышали. Мальчики лет по тринадцать – четырнадцать влезли на платформу, раскопали проход и вытащили их. Теперь перед их взором открылась страшная картина. Многие вагоны и платформы были перевернуты, некоторые лежали на боку, где-то что-то горело, заволакивая черным едким дымом, кругом без движения в разных позах лежали люди, одни вниз лицами, распластавшись, другие, скукожившись, третьи окровавленные в луже крови. Помнит, как она завизжала, увидев прямо у своего открытого вагона, оставшегося стоять на рельсах, около колеса, на шпалах, лежащую, словно заснувшую, родную мать, как упала она на нее, не понимая, почему она лежит без движения. Ее оттащили, и вместе с Геной потом повезли куда-то на бричке. После долгой тряски оказались в деревне, расположенной среди леса. Там, нечаянно, из разговора между соседями, они с Геной услышали, что их родные матери и отцы погибли во время бомбежки. Она заболела и долго лежала, не могла вставать, за ней ухаживал Гена и мальчик хозяйки дома по имени Ваня. Затем приход немцев, какая-то стрельба, опять крики и плачь, а их снова отправили под пол в хате, в темный подвал, наказывая сидеть тихо. Мальчик хозяйки дома, вместе с матерью, выкопали в сарае большую яму, по ночам вытаскивая землю в недалеко расположенный пруд, хороня ее в воду, чтобы не видно было. Яму накрыли сначала досками, потом сеном, оставив небольшой лаз. Туда снесли и уложили много, много мешков с мукой, чтобы не увидели и не отобрали немцы. При выпечке хлеба муку вынимали из погреба только ночью, ночью месили тесто, днем топили печи, старались не привлекать внимания даже соседей, на другую ночь выпекали хлеб. Она неоднократно видела, как ночью, под утро, к хозяйке приходили какие-то люди и забирали выпеченный ею хлеб из той самой муки, видимо для этого и заготовленной, и как им же доставали картошку из погреба. Хлеб и картошку грузили на лошадей и куда-то увозили тоже темной ночью.