Борис Хазов - Записки Дмитровчанина

– Руки вверх, хенде хох!

А младший бросился на него и попытался приемом «Самбо» выхватить пистолет, а заодно, подставив ногу, повалил на землю. Борьба была прямо настоящая и, когда они устали кувыркаться на прошлогодней сырой листве и потухшей траве, видок у них был еще тот. Но Вовка победил, все-таки постарше и посильнее. Пришлось Бориске с поднятыми руками идти на заставу, к костру. Запыхавшиеся, пришли отдохнуть и отдышаться. Стали обсуждать, а как надо было подходить к человеку с пистолетом, как руки захватывать, ну и так далее. Все из «Самбо». А когда отдышались, решили еще раз попробовать применить приемчики. Сначала Вовка стоял с пистолетом, а Бориска пытался схватить руку и вывернуть пистолет, ну, а потом Вовка отдал пистолет Бориске и стал показывать, как надо проводить приемы самозащиты. Хочу еще раз напомнить. Так как курка у пистолета не было, то ли отломан был, то ли отгнил, то ребята и не беспокоились на счет безопасности. Здесь, где они жили, проходила линия фронта. Даже окопы еще сохранились и многие ребята, да и они в том числе, частенько там рылись, искали патроны и другие «штучки», а потом взрывали в кострах, предварительно спрятавшись. Находили мины и даже бомбы, но это уже передавалось взрослым. Но, конечно, хватало и жертв. Но тут-то ничего страшного. И когда Вовка сказал приставить пистолет ему к спине, чтобы локтем, с поворотом выбить пистолет, то все было так и сделано. Бориска приставил пистолет к спине. Вовка, поворачиваясь вправо, ударил локтем по пистолету… И тут взрыв. Грохот, вспышка, все в дыму. Оба мальчишки упали в разные друг от друга стороны. Пистолет выстрелил…весь ржавый, без курка…он валялся на траве у костра… Первым вскочил Бориска, подбежал к Вовке. Тот лежал на спине и правой рукой держался за окровавленный бок. Увидев друга, зашептал:

– Бориска, беги за мужиками.

С тех пор прошло шестьдесят лет, но я как сейчас помню тот бег, когда я, схватив куртку, побежал напрямик, через кусты, спотыкаясь и падая, когда, задыхаясь от бега, бежал по мягкой пашне, тоже спотыкаясь и падая прямо в грязь. Подбежав к дому Вовки, я уже не мог даже дышать. Такой задыхающийся, с залитым слезами и потом лицом, весь в грязи, вбежал в дом к Вовке и увидев его отца, закричал:

– Дядя Миша, я Вовку нечаянно застрелил!

И упал на пол без сил. Меня что-то спрашивали, я что-то отвечал, но ничего не помню. Мужики из поселка по следами нашли Вовку. Самый сильный парень поселка, Володя Судаков, отнес на руках Вовку до Яхромской больницы, где очень известный хирург с военным прошлым, Просенков, сделал Вовке операцию. Пуля пробила печень, в четырех местах кишечник и вышла в двух сантиметрах от позвоночника. Врач сказал, что Вовке «повезло».

Я каждый день бегал к своему дружку в больницу, рассказывал о том, что происходит среди ребят в поселке, приносил передачки. А он мне показывал свой забинтованный торс.

А концовкой всему этому стал после выписки из больницы Вовки вызов с родителями в милицию. И вердикт – по 50 рублей штраф, с каждого.

С Вовкой мы дружили всю жизнь, хотя нас и разбросало по стране, мы все равно писали письма друг другу. Посылали приветы, по случаю. А когда, очень редко, но встречались, то не могли наговориться.

А однажды он из экспедиции привез сырую печень, какого-то дикого зверя, рассказал как ее в Сибири сырую, мороженную, едят, и мы с ним вдвоем ее сырую, под водочку съели…

Но это уже другая история…

Я поскользнулся и упал, скорее съехал по мокрой траве, в очередную неглубокую яму, скорее всего давно обвалившуюся могилу, заросшую огромной в человеческий рост крапивой и репейником. Опять ударился, ободрал сразу и руку и ногу. Все тело ныло и зудело от ожогов крапивы, ободранное везде где только возможно репейником и ветками какого-то мелкого колючего кустарника, то ли дикого шиповника, то ли дикой ежевики. Да и не удивительно. На мне были и одеты только шорты и футболка с короткими рукавами. Один сандаль с ноги я где-то потерял и поэтому натыкаясь босой ногой, на какие-то обломки камней, на железяки, по-видимому остатки древних захоронений, постоянно вскрикивал от боли. Руки, ноги, даже лицо все было ободрано отдельными местами до крови. Глаза слезились от ударов мелких веток хлеставших по мне. Поэтому приходилось одной рукой все время прикрывать лицо и одновременно поддерживать болтающийся на шее, закрытый чехлом с кожаным ремешком, фотоаппарат. Все это усугублял, так не вовремя, пошедший дождь. Капли дождя падая, на листву кустарников и траву, создавали шум заглушающий практически все звуки. А сплошная чернота ночи вывела из строя, если можно так сказать, глаза. Глухая черная, пречерная темнота, как говорят во всяких ужастиках, а я сижу на старом кладбище, в какой-то полуобрушенной могиле, мокрый, весь никакой, да еще трясусь от страха. На память приходят разные жуткие истории, которые мальчишки рассказывают друг другу вечерами. Про всяких вампиров, вурдалаков, оборотнях и прочих существах и о том что они делают с глупыми мальчишками, которые зачем-то лезут на заброшенные кладбища, да еще ночью. Я сидел на дне ямы, весь мокрый, грязный от налипшей и измазавшей меня всего глины и плакал.