Ирина Подойницына - Правее на солнце, вдоль рядов кукурузы

Однажды целый вечер в теплом, прокуренном зальчике кафе мы все вместе не сговариваясь слушали новый концерт Элтона Джона. Кельнерша Рая ругала нас за то, что мы курим «Фениксы», «Столичные» и даже «Лайки». Это были времена, когда выпить эспрессо с сигаретой в конце рабочего дня было любимейшим наслаждением и образом жизни. Рая концептуально была не против курения, она была против дешевого табака. Никто не знал, что девушка, которая сидела рядом со мной в таком же пестром шарфе как у Кирхнера и курила «Кент», была англичанкой, подругой детства Элтона Джона. Это было почти невероятно и слабо похоже на правду. Поэтому об этом мы с Джулией молчали, покуривая «Кент». Англичанка всех угостила сигаретами, которых в Питере было не достать. Джулия приехала стажироваться в наш университет, а познакомились мы в общежитии, на славной вечеринке.

Мы иногда приходили в «Сфинкс» впятером, мы сами называли себя «золотой пятеркой», нас было пятеро – девочек-медалисток: я, Ниночка Алпатова, Вита Дорошенко, Галя Фонарева и Ира Черноловская. Мы все очень старались друг перед другом блеснуть своими знаниями. И сами себя называли интеллектуалками.

– Девочки, смею доложить вам, я недавно прочла Золя, – сказала Галя Фонарева. Она была миниатюрной девочкой в очках, настоящей отличницей. И говорила очень убедительно, с нажимом на слова. – Он написал: только через журналистику можно прийти к истинному, глубокому пониманию жизни.

Мы все сидели и восхищенно смотрели на Галю. Я хотела сказать: «Ух ты!». Но не сказала, потому что это было плебейское выражение, пятерка бы меня не одобрила. У нас были приняты такие выражения, как-то: «позвольте вам сказать», «смею вас уведомить», «премного благодарен», «честь имею» и др. Правильнее было бы выразиться, что мы старались себя так вести, но время от времени «скатывались» на привычный стиль общения. Все-таки ЛГУ им. А.А. Жданова не Кембридж. А мы были не аристократами, а разночинцами.

– Господа журналисты, – обратилась ко всем Ира Черноловская. – Один француз заметил: газеты – бордели мысли. Мы можем сейчас обсудить эту фразу.

– Чапа, – сказала Галя, обращаясь ко мне. – Озвучь эту фразу на семинаре профессору Смирнову. Он будет премного благодарен тебе.

Совсем забыла сообщить, Чапа – это была моя студенческая кличка. Я не помню, кто и когда меня назвал этим славным именем в первый раз, но в итоге так называл меня весь курс. Так вот, Галя пошутила про Смирнова, кроме того, она читала Золя, и все смотрели на нее с уважением. А мне очень хотелось продекламировать что-нибудь умное, какую-нибудь выдержку из великих, но ничего, как назло, не могла вспомнить. Закон подлости. И вдруг меня осенило! Я же на днях вместе с Дюком (тот самый в кожаной куртке из Джазового клуба) прошвырнулась по книжно-виниловому раскладу и купила диск Элтона Джона, диск Ролинг Стоунз и книгу Зигмунда Фрейда на английском языке. У нас в университете Фрейда не преподавали.

И я сказала громко, так, чтоб меня услышал весь богемный «пипл» в Сфинксе.

– Я вчера купила книгу Зигмунда Фрейда на английском языке, всю ночь читала, называется – Three Essays on the Theory of Sexuality.

Ставки мои в Сфинксе резко подскочили. Это был полный успех. Завсегдатаи оглянулись и внимательно, с интересом посмотрели на меня. Кое-кто даже предложил мне устроить в кафе громкую читку классика психоанализа, тем более что тема влияния сексуальности на творчество всех очень волновала.

Бар «Сайгон» был самым продвинутым в Питере. Туда я приходила не так часто, как в Сфинкс. Но в Сайгоне водились настоящие рок-музыканты, они вовсю давали концерты в андерграунде. Мне нравилось, что в Сайгоне человек ценился не по размеру кошелька (там такие разговоры даже не возникали), не по внешности – в этом отношении рокеры очень демократичные люди. Здесь человека воспринимали только по его креативным качествам. Хотя нет, тогда такого слова не было – «креативность», скажем так – творчество, чувство стиля, общительность, умение проявлять свою личность – вот, что ценилось у сайгонской публики.

Был еще бар «Лягушатник» на Невском. В нем стояли удобные зеленые диванчики и зеленые лампы. Этот зеленый, болотный цвет делал кафе почти домашним, собирались здесь главным образом студенты питерских вузов. Мы с Залозей (Людой Залозиной) пришли в «Лягушатник» праздновать Экватор – середину студенческой жизни. Понятно, что это было посередине 3-го курса. Декабрь 1976 года. Мы заказали по бокалу шампанского и по мороженному.