Почувствовав себя глубоко пожилым человеком, я, видимо, стал им окончательно. По пути домой, в трамвае, мне снова попытались уступить место. Это была молодая девушка, и она назвала меня дедушкой.
–Спасибо, – ответил я ей и отказался сесть… Потом, я, правда, добавил, – дочка.
Проводник попросил у меня пенсионный проездной, я заплатил, сказав, что такого не имею.
Трамвай тряхнуло, и я чуть не упал. Поясницу стянуло в тиски, и я понял, что вряд ли теперь выпрямлюсь. Вот сейчас бы кто поднялся! Но я не стану просить. И даже показывать, что мне необходимо присесть, не стану. Я уже не так молод, как утром, но у меня все-таки гордость. Нет, стариком нужно становится постепенно. Слишком хорошо я помню то время, когда тело подчинялось моим приказам с небывалой легкостью, которую я не ценил.
Кто сказал, что знания дают силу? В неполноценном обществе, знания обессиливают. Когда видишь человека таким, каким ты был много лет назад, когда вспоминаешь, какой большой путь прошел прежде, чем начать соображать самому без чужой помощи, приходишь к пониманию, что невозможно за десять минут разговора научить человека соображать. Руки опускаются от такого бессилия. Хорошо ещё если глупые да молодые не готовы силой доказать свою правоту…
Передо мной сидели женщины и мужчины лет сорока и выше, они читали свои телефоны или дремали. Трамвай затрясло, как сервант полный хрусталя на рельсах. И я тоже чувствовал себя разваливающимся секретером внутри с чем-то очень хрупким, давно забытым, пыльным… Мучения, связанные с тем, чтобы удержаться в равновесии длились недолго, на следующей остановке в наш вагон ворвался поток пассажиров с ближайшей станции метро, и, обхватив меня со всех сторон, больше не позволил мне трястись. Это было чувство полного единения, как если бы я залез в бушующее море, завернувшись в пуховое одеяло. Пассажиры медленно покачивались. У кого-то зазвонил телефон, заиграла популярная песня, которая, когда давным-давно, кажется вчера утром, мне безумно нравилась; сейчас же, в эту минуту, её скрипящий треск и чрезмерная ритмичность лишь действовала мне на нервы. Потом снова шумящая тишина, снова волны плачей и сумок. Я закрыл глаза и задремал. Меня одолевало желание уйти в приятные воспоминания; я открывал скрипящие дверцы в шкафы памяти и обнаруживал там пустоту. Как же так…? Словно за уплаченную годами страданий коробку вместо конфет, я получаю лишь бумажку с номером фасовщика. А потом, мне пришло голову, что пожилые люди не то, чтобы совсем ничего не запоминают, они просто считают ненужным запоминать всякую ерунду, которая потом терзает нервы. Меня бережно разбудили и выставили на конечной станции.
По дороге домой, поеживаясь от внезапно возникшего северного ветра, я молодел. К тому времени, как я плюхнулся на диван перед моим окном с видом на ночной город, я полностью вернулся в самого себя. Сколько огней в окнах напротив! Сколько людей и все беззащитны перед временем, перед стереотипами, перед друг другом.
Странно. У меня вроде появились силы, вроде даже надежды замаячили в ожидающих меня впереди годах. Я молод, но самостоятелен… но что-то не то! Я словно завис вне весомости, ощущая груз своего крепкого тела. Человеку навязывается поменьше думать, поменьше размышлять… но человек по структуре своей не может не размышлять. Запретишь – он просто напросто будет мучиться размышлениями. Как было бы хорошо, если бы все проблемы связанный с глупыми стереотипами были бы решены, никто ни на кого не давил бы… Вот тогда психологическое здоровье позволяло заниматься только тем, что нравится.
Маленькая птичка прилетела и села на мой подоконник. Вот ей бы сейчас стать: одни инстинкты, никаких размышлений. Ощутить кайф полета и вкус… насекомого? А все-таки жить без гнетущих мыслей, да и, наверное, без мыслей вообще, чем плохо? Я распахнул окно…
Прошло, видимо, часа два за которые я смею лишь догадываются, что произошло. Я нахожу себя сидящим на подоконнике. Я замерз. Во рту что-то мешается. Хоть бы не насекомое…
Валентин, 44 года, отец, писатель, последние десять лет временно работает не по профессии:
“Бананы, пальмы, океан, румяные щечки и открытая улыбка – вот, что занимает мои свободные от работы секунды, когда я смотрю на экран моего ноутбука… или в окно на синее небо. Сегодня синее небо! Господи, впервые за этот месяц в Петербурге, а ведь уже 20 февраля. Какая редкая приятность! Мне выдалась свободная секунда, я свернул документ, с которым работал, и на рабочем столе увидел фотографию моей дочери Валечки. Фото было сделано два года назад на её совершеннолетие, но и сегодня она всё такая же, что меня несказанно радует. Круглое личико, раскрашенное природой одним самым–самым нежным на свете тоном, окаймленное черными короткими волнами волос; небольшой вздернутый нос вдыхает аромат экзотического цветка, улыбающиеся глаза -глаза только что проснувшегося ребенка, за которые пешком преодолеешь полмира – светятся. Она выглядит значительно моложе своих лет и это дает мне мнимый гандикап, как самому отставшему из самых любящих отцов в мире, шанс наверстать упущенное за последние десять лет расставания.
Читать дальше