Тяжело, резко вздохнул, он неожиданно понял, что ему уже безразличны и Тетчер и Ельцин и Кешка Хорёк, и даже своя милая родная деревенька, которая, казалось всей плотью, духом вошла в него. Пустой, равнодушный взор обратился на какое – то мгновение к окну, где он различил слабое белое очертание. Что это? Смотри, улыбается и пальчиком манит…
Вот и легко, как легко: нет болезней, старческой немощи. Необъятный простор. Кружусь по воздуху… Какое необычно приятное состояние. Это что? Неужели у меня была такая безобразная оболочка, я носил это? Как странно: лежит нечто… Плакать будут не о чём, а я свободен, свободен… Только Физу жаль… Предупредить надо…
Заскрипел снег: вот постукали валенками о крыльцо: звякнула накладка. Клубы холодного воздуха ворвались на кухню. – Дремлешь, Савва..?
– …
В это время он попытался её успокоить, обнять, чтобы не тревожилась попусту… Но странно: она вскрикнула, бросилась к этой безобразной «оболочке», упала ей на грудь и разрыдалась… Рыдает, плачет… Совсем смешная… Неужели не понимает, что здесь лучше, куда приятней, вот даже ангелы и серафимы на иконах улыбаются, как живые, живые, живые…
– Физа, Физа! – Он поманил её рукой… Без слов, без длинных диалогов они поняли друг друга.
– Савушка, – кричала она. – Мы вместе… Танцуем!..
– Танцуем… Смотри какое прекрасное многоцветное поле, – отвечал ей супруг.
Они забыли в этой радости всё. Танцевали как в юности, счастье такое внезапное, неожиданное, пришедшее как искупление за земные трудности, захватило их… Они без остановки кружились, летали и уже мечтали о другом, о не земном…
На следующий день, соседи отметили, что у Прохоровых даже снег от крыльца не отгребли. Решили проверить. На стук не ответили – взломали дверь… В кухне, на старом диване лежали, обнявшись уже закоченевшие супруги. Долго после этого, в деревне ходили разные пересуды о случившемся, но все отмечали: не мучались, умерли вместе…
К этим разговорам многие неизменно добавляли, что три ночи подряд видели два светящихся силуэта над домом умерших, которые самым замысловатым образом прыгали, танцевали, летали, то поднимаясь высоко в небо, то кружась таинственным вальсом над крышей обветшавшей избушки.
Ранним майским утром Петр Михайлович «припёрся» к тёще, проживающей на окраине поселка, по довольно банальной для этого времени причине: необходимо было вытащить посевной картофель из подполья. На этот раз в дверь «ломиться» он не думал, а зашел в избу со двора, где ворота практически всегда не закрывались; там находился «сторож» – большой пёс «смахивающий» по виду на волка, по крайней мере, зубами он щёлкал, как настоящий лесной «разбойник». Пётр Михайлович потрепал собаку за шею и спокойно зашёл в избу.
В кухне, на короткой металлической цепочке, под самым потолком горела лампада. Анна Анкудиновна – восьмидесятилетняя старушка, одетая в просторный синего цвета с белыми мелкими цветочками халат, стояла на коленях.
– Поклоны бьёшь?! Здравствуйте! – громко сказал он, ввиду старческой тугоухости тёщи.
– Бью, – начала подниматься старушка с полу. – Ох, встать – то не могу… Подсоби!
Петр Михайлович слегка приподнял тёщу над полом.
– Приступила одной ногой на подол халата – вот, и не можешь встать! Подбирай подол халата, когда земные поклоны кладёшь!
– Усь, а мне невдомёк, – всё думаю: немочь…
– Короткие надо юбчонки – то носить, – смеётся зять.
– Да уж не носила в «давешние» времена, то и теперь не стоит привыкать. Вот Тоня через Лиду передала мне три «фиговинькие» конфетки: я за неё – доброго человека, поклоны – то и бью…
– Да – к твоя благодетельница другой веры, стоило ли молиться?
– За людей другой веры молимся святому Ауру, а за своих, нашей веры – святому Паисию.
– А что молитвы ещё не должны путаться? – снял с головы картуз Петр Михайлович, а следом начал скидывать и куртку.
– Не богохульствуй. Ты вот плату за электроэнергию несешь в одно место, а за воду – в другое. Так?
– Так.
– Вот и не спрашивай.
– И за кого ты больше читаешь молитвы: за – своих, или за чужих – иноверцев.
– Конечно за своих.
– Значит: святой Паисий работает больше, чем святой Аурий, то есть последний устроился там – на небесах значительно лучше.
– Не знаю, но так положено.
– А почему нельзя сразу напрямую молиться Богу за благодетельницу Антонину.
– А ты к нашему Президенту сразу попадёшь на приём? – перешла в атаку старушка.
Читать дальше