Екатерина Сереброва - В поисках

– Действительно, – не нашел, что возразить Славка.

– Струнный, ты как у нас, надолго? – заметно оживился Рыбакин. Он почесал нос грязным пальцем, и Слава разглядел на костяшках татуированную надпись «Рыба».

– Нет, – мотнул головой Пеструнов, делая шаг назад от не меньших забулдыг, чем Рыба, что толпились в очереди. – Имя свое подписал, чтоб не забыть?

– Ну да, а то знаешь, как оно бывает…

Слава знал, да вспоминать не хотел. Рыбакин – это была крайняя степень того, каким мог стать и Пеструнов, но он пока, к счастью, умел вовремя остановиться и избежал подобной участи. От алкоголя, правда, было уйти не так-то просто, но Слава старался.

Очередь Рыбакина подошла, он утратил интерес к общению и жадно взялся уплетать полученный суп прямо руками, прихлебывая бульоном. Пеструнова передернуло.

– Присоединяйтесь, – приглашающим жестом предложил отец Борис, завидев его.

– О нет, я не стану отбирать еду у по-настоящему нуждающихся, – он хотел употребить другое слово, глядя на собравшихся, но не стал материться при священнике. – Вы сами готовите?

– Нет, – усмехнулся священник. – Матушка Ольга постаралась для этих добрых людей, – Пеструнов отвернулся, намереваясь уйти. – Слава, вы мне не поможете?

Обращение отца Бориса к нему удивило Славку, и он обернулся с вопросом в глазах.

– Я? – озвучил он свое недоумение. Пеструнов полагал, что отпугнул батюшку своим видом, однако тот совсем не выглядел устрашившимся, хотя Слава и не переодевался.

– Мне еще нужно зайти с этим поздним обедом к больным. Вдвоем было бы сподручнее, если вы не заняты.

– Нет, не занят… – растерялся Слава. – Ладно.

– Дорогие братья и сестры, оставим же немного еды и для других ваших собратьев, – обратился к очереди, что никак не кончалась, отец Борис, закрывая кастрюлю крышкой.

– Батюшка, а как же мы? – спросил кто-то из толпы.

– Ты приходишь всего раз в две недели, а больницу каждый день! Где твоя хваленая божья справедливость? – выкрикнул второй.

Отец Борис стоял, бледнея, плотнее прижимал крышку, которую уже норовил отобрать стоящий ближе всех наглый пузатый мужик в майке и драных штанах. За ним едва держалась на ногах женщина, которая негромко подначивала его не только забрать крышку, но и кастрюлю. Славка обалдел от такого неуважения народа к своему же священнику и прекрасно представлял себе, какой бардак развернется дальше. Они, конечно, вряд ли прихожане, но отца Бориса-то знать должны и относиться как к «своему», а не «чужому».

– Братья и сестры, должны мы быть человечными и уметь делиться, – он мягко отстранил загребущие руки мужика. – Вашему фельдшерскому пункту, где содержатся больные, не хватает средств.

– А мы что, хуже них? – заорали люди. – Долой этих немощных, сильный побеждает слабого!

– Это ведь ваши соседи…

Славка смотрел, как у мужчин чешутся кулаки, а у женщин в глазах пробуждается жажда крови. Рыбакин хищно поглядывал на него, собираясь увлечь за собой. Но Пеструнов и не думал помогать в создании хаоса, у него, в отличие от этих людей, были принципы и четкие понятия о том, что недопустимо.

– Эй, вы, вечно голодные, а ну расходитесь! – громко заявил Слава.

– А ты что за черт такой выискался? – ополчились на него.

– Это кореш мой! – крикнул Рыбакин. – Струнный, давай лучше с нами, отстоим свои права!

– Ты свои права уже отъел! – пылко бросил ему Слава. – Как и вы! – остальным. – Человек для вас постарался, доброе дело сделал, а вы в него плюете! Ну-ка, взяли и разошлись по-хорошему!

Он видел их горящие ненавистью глаза, но и не думал отступать.

– Поколотим этого слюнтяя и возьмем свое! – предложил пузатый мужик.

Ему хором ответили «да!». Славка принялся закатывать рукава куртки, тогда как отец Борис вышел и загородил его собой.

– Не нужно насилия, – сказал он. – Забирайте, что хотели, а мы уйдем.

– Батюшка, – воспротивился Пеструнов, выходя из-за его спины, – я хочу защитить ваше достоинство.

– Нет, Слава, мне такая защита не нужна.

Рыбакин погрозил Славке кулаком. Пеструнов почти показал тому средний палец, но отец Борис вовремя опустил его руку.

– Ради Христа, уйдем, – шепнул он.

Глаза, полные мольбы, заставили Славу передумать воевать и послушаться здравого смысла – священника. Более двух десятков жителей уже занялись опустошением кастрюли, позволив отцу Борису и первому их на селе врагу уйти.

Они отошли на достаточное расстояние, чтобы не ощущать злобных взглядов на своих спинах и не слышать чавканья. Славка злился, но не на них, а на отца Бориса, что позволил им так с собой обращаться, а ему не дал защитить себя. Обидно было за это. Тем не менее, наблюдая за возвращающимся к батюшке умиротворением и за легкой улыбкой на устах, он и сам угомонился. Пеструнов даже не осознал, что они движутся к церкви, и он почему-то все еще не оставил священника одного.