Екатерина Сереброва - В поисках

Слава никак не мог взять в толк, как это его дядька, не посещавший церковь все свои сорок с лишним лет, вдруг чаи распивает с батюшкой.

– Плотничаю все так же, как заказы есть.

В голове у Славки не прояснилось. С дядей что-то произошло.

– Я тут кое-что привез, – он достал из рюкзака бутылку виски. – Но если ты теперь при церкви…

– Кто сказал, что я не пью? – весело уточнил Григорий.

Славка улыбнулся: с его дядькой все в порядке, умом не тронулся. Он потянулся за печеньем, чтобы помакать его в виски – своеобразная привычка сформировалась, пока жил вдали от деревни.

– Слушай, старик, извини, что не приехал на похороны твоей мамы, – виновато протянул Слава, вспомнив об этом после пары-тройки таких печенюшек.

– Мы уже обсуждали это, я не сержусь.

– Ты остался совсем один… И поговорить-то не с кем, – тоскливо проговорил Пеструнов, оглядывая бесхитростные владения дяди. Большую часть мебели Григорий изготовил себе сам, а без нее дом смотрелся бы абсолютно убого. Там и починять уж было нечего – сноси и строй заново.

– Ну, брат и сестры, слава Богу, живы-здоровы, пусть и не рядом. А здесь у меня хороший собеседник, которого ты видел.

– Не пойму, что у вас общего, ты ж не этот, как его, не у церкви.

– Не воцерквленный, – поправил его Григорий. – Мы когда тебя крестили, я делал все по правилам.

– Ну, это другое, – качнулся на стуле Слава, рассуждая.

– Познакомься с отцом Борисом и сам поймешь, что у нас общего, – усмехнулся Гриша. – А может, и у вас найдется. Он ведь молод.

– Ну не знаю, – почесал он ухо, что с серьгой. – Мне всегда нравилась история Иисуса Христа, но вера и религия – сложные штуки.

Помолчали. Славка ел печенье, Гриша – смотрел в свой стакан.

– А тебя можно поздравить с прошедшим днем рождения? – переключился на другую тему Григорий. – Двадцать восемь моему крестнику, ага?

– Ага, – кивнул притомившийся Славка. – Давай не об этом, – он приложился поближе к стенке. – Расскажи лучше, что в селе происходит, как что. Я у тебя недолго поживу, лады?

– Ну конечно.

Дядя Гриша поведал крестнику о новостях села, да о своих текущих делах. Славка слушал-слушал, да и сморило его в сон, о себе так и не успел ничего сказать. А дядька и не тревожил, понимая, что не стал бы парень приезжать назад в село, будь у него все в порядке. А значит, поделится еще.

***

Отоспавшись на дядькиной тахте, на которую тот его, видимо, и дотащил, Слава подкрепился и отправился по деревне пройтись. Тем более что Гриши дома не было.

Пеструнов шел по улицам, которые за десять лет его отсутствия не изменились. Так, кое-где дома перестроили, да покрасили, асфальт проложили местами, дом культуры обновили. И, конечно, жители поменялись: взрослые постарели, молодые завели детей, а иные уехали восвояси, как и он, или умерли. Хотя вот некоторые остались верны себе.

– Это кто у меня тут цветы топчет! – кудахчущим голосом заверещала рядом бабулька. Славка засмотрелся и задумался, что не заметил, как наступил на маленькие цветочки у одной из оград.

– О, Ульяна Васильевна, – признал он ее. Старушка была в платке и шерстяной кофте поверх халата, а на ногах при этом – простые тапки. – Не холодно вам?

– Некогда мерзнуть, коли работа стоит, – ворчливо отозвалась та. Слава усмехнулся: вроде и жил совсем не рядом с Ульяной Васильевной, а запомнил ее надолго за строгий нрав и неуемную активность. Будь то праздничные гуляния, грядущие выборы или всеобщий сбор средств на ремонт школы – баба Уля всегда впереди и громче всех.

Она прищурилась, внимательно осматривая куртку Славы. На рукавах у него еще и имелись нашивки с известными рок-звездами разных лет. Бабуля дотронулась до одной из них.

– Ишь ты, страшный какой, – проговорила она. – А ты кто будешь?

– Слава Пеструнов я. Вырос здесь, приехал дядьку навестить.

– А-а, Пеструнов, – стало ясно, что фамилии такой она не помнила, хоть и сделала вид, что узнала. Славка вздохнул. – И кто ты, панк или металлист?

– Ого, какие познания, – уважительно покивал Слава.

– А то, телевизор-то все смотрим, двадцать первый век, – многозначительно произнесла Ульяна Васильевна.

– Да я не тот и не другой, бабушка, альтернативщик я.

– Ох ты, Господи, – перекрестилась старушка и заторопилась уйти за ворота, сетуя себе под нос на помятые цветы.

– Бабуль, а как вам пастырь? – решил узнать он постороннее мнение.

– Пастырь? Это отец Борис? – задержалась бабушка. – Хороший, внимательный. Вне церкви только от людей шарахается, боится будто чего-то. Вот и к Машеньке все никак не придет, а ведь мать просит…