Виталий Агафонов: Белый танец

Что случилось?

Я очнулся от яркого света. Посмотрел и сразу же зажмурился. В глазах,

остались яркие круги. Две фары, словно горящие зрачки какого-то чудища

слепили, не давали возможность взглянуть. Они, пробивая сумрак, дымящегося

утра, словно раздевали и прожигали меня насквозь. По телу пробежала дрожь.

«Откуда огни? Что там за светом? Что-то угрожающее? Кто мешает спать?

Какая нечисть вторгается в мои покои? Чего надо?»

Сильно болела голова. Она гудела, трещала по всем швам. Ощущение, что

на темень положили пудовую гирю и теперь, она, оказывает давление всем

своим весом, выдавливая затылок. Височные кости, не желая отставать от

макушки, вместе с черепными костями, ближе к ушам, вбивались внутрь мозга.

Я не мог сосредоточиться. Словно внутри головы поселился маленький кузнец,

и неустанно, в унисон с сердцем, колотит по темени, забивая гвоздь к

основанию черепа. Возможно он же, пока я спал, вбил множество маленьких

иголок в шею. Из-за этого невозможно пошевелить головой. Любое движение

даётся с болью.

«Какого чёрта!.." промелькнуло в голове.

Вдруг чётко почувствовал, обжигающую боль на лице. Словно ледяной

панцирь стянулся на щеках, на носу, и теперь бесцеремонно мучает меня.

Захотелось содрать эту маску. Но пальцы наткнулись на что-то неровное и

твёрдое. При прикосновении ощутил более сильную боль.

Стало тяжело дышать. В горле першило. Холодный, влажный воздух,

втягиваемый в полость рта, с трудом проходил во внутрь, вызывая кашель. Там,

натыкаясь на всевозможные препятствия, со свистом, пробирался дальше.

Лёгким не хватало кислорода. Верхняя часть груди была сдавлена, словно,

большим прессом. Я усиленно вдыхал, не сдаваясь тяжёлому грузу. Меня

знобило.

Спутанное сознание требовало ответов. Постоянно задавало вопросы:

«Что происходит вокруг? Кто я? Откуда этот свет? Что я делал?»

Я, как маленький ребёнок, не понимая, что делать, цеплялся за звуки, за

слова, которые улавливал мой слух.

Вдруг словно молнией пролетели в голове картины из жизни, сцены

прошедшего вечера: клуб, дорога, Светка, мотоцикл: «Всё было хорошо. А

теперь? Что же произошло теперь?» Уже стараясь не смотреть на источники

света, медленно открыл глаза. Мысли тут же исчезли, они растворились в

картины августовского предрассветного часа.

За горизонтом простирались сумерки. На небе висели тяжёлые, грозовые

облака. Они, своими, свинцово-серыми массами беспросветно отсекали

необъятную даль, звёзды, солнечные лучи, луну. Самая огромная туча зловеще

зависла над головой. Как будто пиратский корабль, растеряв свои паруса,

получив пробоину в сражении, зацепился за верхушку дерева. Завис над нами и

не может идти дальше. Висит чёрной тенью, медленно под напором веса,

спускается по кронам, к корням дерева. Всё ближе и ближе приближаясь к

земле. Там за ним яркое солнце, голубой простор, небесная ширь, там жизнь. А

мы, находимся на дне, под кораблём, медленно ожидаем своей участи. От такой

картины возникает внутреннее чувство безысходности, беспросветности. Но у

нас есть маленький пятачок прозрачного пространства. У нас ещё есть надежда,

что выживем и увидим яркий свет. Вот только надо что-то сделать. Но что?

Впереди, около метра от меня лежал бетонный столб, направленный по

диагонали слева на право. Серо-белая полоса ни как не вписывалась в это

пространство мрачного подвального интерьера. Видно забытый электриками,

он, доживал свой столбовой век в одиночестве, так и не применённый по

назначению. «А ведь я похож на тебя! – вдруг поймал себя на мысли, – точно так

же валяюсь здесь!»

Я отвёл взгляд и увидел что-то белое. Пригляделся. По левую руку,

невдалеке от меня, валялся искореженный, мотоциклетный шлем. Он смялся,

как вареное яйцо, которое уронили на пол одним боком, и было испещрено

осколками разных калибров. Только ободок на шлеме не давал рассыпаться

растрескавшимся кускам когда-то красивой белой каски. Длинного, большого

козырька, как такого не было, остались лишь заклёпки и обломленные края

пластмассы. Коричневая, кожаная полоса натянутая поверх, теперь выглядела,

как небрежно брошенная скомканная тряпка, лежащая на этих обломках, и

зажатая с двух сторон. Я всегда одевал именно эту каску. Она мне нравилась

своей оригинальностью. Теперь, возможно, спасла жизнь.

Моё тело находилось в полулежащем положении на неровной земле. Одно