Геннадий Перминов - Оборотень

Александра Никаноровна разлила по большим кружкам необычайно душистый, крепко заваренный чай и, поймав удивлённый взгляд Степана, словоохотливо пояснила:

– Чаю-то нету, так мы чагу завариваем, – она неожиданно улыбнулась и её широкое, грубоватое лицо, покрытое крупными отметинами оспы, неожиданно просветлело и приняло наивное, почти детское выражение. – Чага – это гриб такой. На берёзе растет. Для здоровья очень пользительная штуковина.

– А где Колька? – спохватился Степан, удивлённо оглядываясь вокруг.

– Эва, спохватился! – коротко хохотнула тётя Шура. – Он ещё затемно уехал! Давай, пей быстрее! – женщина подвинула Стёпке глубокую чашку с крупно-нарезанными кусками черного хлеба, – да пойдём. Бабы уже собрались!

Степан крупными глотками допил почти остывший чай и, сунув костыли под мышки, заковылял к порогу, где у двери, на гвозде, висела его куцая шинелишка.

– Погодь-ка, – обратилась к нему хозяйка и, выйдя из закутка, набросила на плечи парню старенькую, но ещё добротную телогрейку. – Вишь, как пригодилась! – она подошла к столу и, завернув в чистую тряпицу добротный ломоть ситника, сунула его за пазуху Стёпке.

– Вот, теперь пошли, – тетя Шура набросила на плечи бушлат, повязала голову платком, накинула на плечо загодя приготовленный вещмешок и первой шагнула за порог.

– С лесом-то работал когда? – она подождала, пока Степан спустится с крылечка и широкими шагами направилась к окраине деревни.

– Нет, – выдохнул Степан, с трудом поспевая за бригадиршей и в душе проклиная себя за свою беспомощность. – На моей родине степи, а в лагере я в хлеборезке работал.

– Из «шестёрок» что ли будешь? – тетя Шура остановилась, резко повернулась назад и её глаза гневно сверкнули. – Или из «краснопёрых»? Так вроде не похож ты ни на того, ни на другого, – взгляд её неожиданно смягчился, и она вытащила из кармана смятую пачку «Беломора». – Опять же и воевал, ногу, вон, оторвало тебе! – она задумчиво прикурила и, выпустив из ноздрей густую струю дыма, пристально оглядела тщедушную фигурку Степана. – Кто ты, вообще, по жизни-то будешь? Объясни, чтобы я тебя бабам правильно представила! А то ведь они, товарки мои, бабы очень серьёзно к этому делу относятся, – она коротко хохотнула и шутливо толкнула в бок смутившегося и не на шутку оробевшего парня.

Стёпка коротко поведал суровой и монументальной бригадирше свою довольно скудную биографию.

– Вона, как-ак! – доверительно протянула тётя Шура. – Поломала тебя судьбинушка, парень… Ну это и хорошо, – и, глубоко выдохнув, вынесла вердикт, от которого на душе у парня сразу полегчало:

– Сойдёшься ты с нашими бабёнками! Они у меня хорошие, злые только, а так – очень хорошие. Сейчас я тебя с ними познакомлю. Да, а сколько тебе лет? – неожиданно спохватилась она.

– Двадцать шесть. Скоро будет, – сконфуженно пробормотал Стёпка и в свою очередь спросил:

– А почему у вас женщины злые?

– Война, милок, – коротко и просто пояснила бригадирша. – Мало того, что работа каторжная, так еще и мужиков нету! А без мужика баба, что собака дворовая, которая по делу и без дела на всех бросается! Ты поглядывай по сторонам! Да зорко поглядывай! – нарочито строго заметила она. – Хоть и молод ты, а как бы они тебя не разорвали да в любовных утехах не замучили! – Александра Никаноровна добродушно захохотала. – Ну, ты больно-то не робей! – она, приостановившись, подождала Стёпку, который втянув голову в плечи, с трудом старался не отставать от неё, и ободряюще похлопала его по плечу. – Я тебя в обиду не дам!

– Тетя Шура! А вы… а ты… – Стёпка невольно замялся, подбирая нужные слова для весьма щекотливого вопроса.

– Племянничек нашёлся! – насмешливо фыркнула бригадирша. – Я, что, совсем на старуху похожа?

– Нет! Нет! – отрицательно затряс головой окончательно растерявшийся Степан. – Просто…

– А ты живи просто, – прямо и безапелляционно вылепила женщина. – И прекрати мне «выкать»! Шура я! Просто Шура! А насчет твоего неоконченного вопроса, то я тебе отвечу, только вечерком, а то мы уже подходим! Сегодня ещё у меня переночуешь, а завтра тебе жильё подыщем! Негоже замужней бабе у себя постореннего мужика привечать! Да-да, не удивляйся… Есть у меня мужик, Василием величают! Сейчас он с плотами вниз по Выми ушёл! Ну, вот и пришли! Здорово, бабоньки! – громогласно ухнула она. – Живы-здравы будете!

– И тебе не хворать, Александра! – послышались в ответ хриплые, простуженные голоса и из покосившейся бытовки, которая стояла на краю делянки, высыпало несколько женщин.