Екатерина Зырянова - Листая жизнь

Но я же мать, я не унимаюсь. Задаю разные раздражающие вопросы.

– Ян, где ты сидишь в этом учебном году?

Вздыхает. Тяжелый взгляд должен подчеркнуть всю бессмысленность моих расспросов, абсурдность ситуации, несовершенство всей образовательной системы.

– Около Феди. Он мне подмигивает и говорит «Ян, пойдём на перемену пораньше».

Где-то далеко в закоулках сознания зародилось стойкое чувство, что я на приеме у психиатра. Сейчас он достанет ручку, попросит нарисовать вот тут крючки и так невзначай расскажет про все мои детские комплексы. Потом ласково посмотрит грустными глазами и выпишет сложное лечение для душевнобольных, и ещё так обнадеживающе скажет, что верить надо в хорошее. В общем, хороший доктор.

Есть такая иллюзия: я изменю место жительства / пребывания/убывания/нахождения и все изменится. Частично правда. Добавятся новые трудности неизвестного пространства. А все остальное вы привезёте с собой. Все свои иллюзии, установки, порядки, распорядки, привычки, радости и страхи, расставите по любимым полочкам, разложите по местам. Красота. И вот она, новая старая картина мира.

Вот и мы так же.

Путешествуем по холодной Балтике. Прокатились по всей калининградской области, окунулись в местные сказки и легенды. Составили график привычной жизни: занятия, книги, рисование, бассейн, робототехника, вальдорфский класс… отпуск с хронометром в руках.

И только ветер по ночам приносит в открытое Окно запах моря, шум леса и обостряет жажду тишины.

– Милая, что ты ноешь? Да, едем мы к твоим на дачу, едем к чудо – огородникам.

С утра начались сборы.

– Ну что ты возишься? Ты еще зонтик от солнца возьми! Бегом! Грядки зовут! Давно над ними никто не стоял раком – 2 дня! Лето пропадает!

В Жигули грузятся ведра, лопаты, ящики, рассада, тесть, теща, жена, собака, кострированный кот, еда, какие – то доски с балкона. Жигули проседает, трещит, пыжится, пыхтит, рычит, ворчит, чихает, трогается. Ну, с богом. Поехали.

Миша и Ксюша – чудесная молодая пара. Очень современная, не признающая старых социалистических устоев, на которых их вскармливали, взращивали, прививали, нежили, били по рукам, гладили по головке, пичкали до тошноты, до рвоты.

Миша и Ксюша – успешные, современные, самодостаточные. Учи – не вразумеют, кричи – не услышат.

Дача – это же наше все! Это поднятая целина, это унавоженные, просеянные по крупинке сквозь пальцы грядки, это радикулит, это прошедшие мимо отпуска, это умчавшаяся молодость, это никогда не случившиеся встречи и открытия, это десять ведер картошки размером с горох с десяти соток, это птички, травка, свое, как у всех, как положено.

И Миша, и Ксюша – хорошо воспитанные, взрослые, здравомыслящие, умные, понимают, что лучше убить два выходных с лопатой и тяпкой, чем полгода со скандалами и упреками в безответственности и неблагодарности. И они трясутся в Жигули под досками, корзинами, ведрами, едой, рассадой, собакой и кострированным котом. Нормальный досуг по-советски. Вот оно, счастье.

Всякому ангельскому терпению приходит конец, даже Мишиному. Тёща вцепилась мертвой хваткой: «Ксюшечка должна есть самое лучшее, самое свежее, выращенное своими руками и летом и зимой, ни в чем себе не отказывая. Дочечка, зимой варение. Смородина вот, у туалета, крупная, сочная, спелая, сладкая какая.»

После получасового разъяренного Мишиного стона – плача – воя – крика: « нет, она варить ничего не будет, нет, я сказал!!!», Миша увял под строгим взглядом обожаемой тёщи.

Ведро смородины уехало Ксюше домой, и, заметьте, на варение.

Миша – человек слова. Он его не давал, а потому это не его дело. Нет слова – нет проблемы!

Ксюша полночи перебирала ягодки, мыла, складывала, вспоминая маму с тихой благодарностью. Спасибо, родная.

Миша сладко храпел.

Вторые полночи Ксюша перемешивала перебранные чистые ягоды с остатками в ведре. Ну и бог с ними, листьями, жучками, травой и прочим – наваристее будет.

Ксюша на глазок засыпала это сахаром, вывалила в металлический таз и поставила на огонь. Все таки великие достижение 20 века, этот таз! И полы помыть, и постирать, и варение сварить – одно удовольствие!

Уже рассвело. Доброе утро, Ксюша.

Содержимое таза закипело, забурлило, покрылось пенкой. Ну, можно сказать, доброе утро, Миша.

Не чувствуя конечностей, не разгибая спины, Ксюша разлила в найденные банки все что получилось и рухнула в кресле на изумление сонного кота. Здрасьте вам, мяв.