Вера Скоробогатова - На пути в Иерусалим

Вы рискуете пойти ложными дорожками и погибнете, Аня. Прошу, найдите свои потерянные желания! Найдите свою суть, прежде, чем искать смысл жизни, – то есть центр, к которому подтянется все остальное!»

В тот вечер Аннушка остро ощутила бесцельность своего пути и серую стену, в которую давно уткнулась. Она начала безуспешно разыскивать свои подлинные мечты.

В выходные Аня залезала на приглянувшуюся крышу старого города, влажную, крытую ржавым железом. Ключ от входа с Почтамтской улицы она купила в интернете за триста рублей.

На расстоянии нескольких дворов-колодцев перед Аней сияли купола Исаакия. Здесь свистел ветер, раскачивая антенны и провода. Здесь свободнее дышалось, а сердце светло трепетало! Анчутка подходила к кромке крыши будто к краю земли, глядела в небо и пела:

«Самолеты пишут мне письма – белым дымом по синеве, и зовут: «Летим с нами, Аня!» Моё сердце рвется им вслед воздушным змеем! Я взмою выше звезд, – туда, где бывали Ницше и Блок! Выше отчаянья и молитв, выше радуги! И это – всё, чего я хочу! Ветра вертятся вокруг Земли много тысячелетий, и в их неугомонные трели теперь вольется мой голос! Ани Голубятниковой не будет, но останутся ее следы на ветру».

Однажды она заметила стоявшего неподалеку бритоголового загорелого мальчишку лет двенадцати, который с интересом наблюдал за ней.

– Песня самоубийцы, – задумчиво протянул он.

– Почему? Разве ты сам никогда не хотел полетать один, за облаками?» – удивилась Аня. Обычно дети хорошо понимали ее.

– Хотел, давно! Но теперь я собираюсь стать летчиком, как отец, – подросток держался уверенно и спокойно. – А кем ты хотела быть в детстве? Неужели уже всё сбылось, и осталось только умереть?

Анна поморщилась:

– Не знаю. Я хотела жить без унижений, и чтобы люди меня любили. Я хотела сделаться положительным и образованным человеком. Да, это сбылось. Но теперь я не знаю, зачем существовать, ведь ни в жизни, ни в душе нет ничего великого! Всё – пыль. Нечем дорожить, не на кого опереться, незачем бороться.

Мальчик смотрел на нее удивленно, и, помолчав, серьезно ответил:

– А разве великое не растет вместе с тобой? Или не появляется само, когда ты вырастаешь? Почему у тебя его нет?

Аня пожала плечами:

– Для того, чтоб великое росло, его нужно привить человеку в детстве. Но я – дитя анархии, страха и катастроф. Мне никто не сделал такой прививки.

– Великое для каждого человека – это семья и Родина, – не задумываясь, воскликнул мальчик. – А еще – что-то такое. Когда воображаешь свое будущее, и воодушевление наполняет тебя. Ты не ведаешь, что там, оно будто закрыто шторами. Но аж дух захватывает, насколько там интересно!

Детская зависть кольнула Аню. Она с недоверием улыбнулась парнишке:

– Не знаю, не знаю. Родине нет до меня дела… С семьей не повезло. А вот шторы у меня тоже были. Да, да! Но представь: открыв их, я обнаружила пустоту. Ничего завораживающего за ними нет! Жизнь до безобразия проста: ты вырос, получил профессию, стал частью какой-нибудь бездушной рабочей машины, чтоб не умереть с голоду и быть не хуже знакомых. И всё! Когда состаришься или заболеешь, сильные особи выбросят тебя на помойку.

– А как же великие открытия, великие изобретения? – насторожился паренек. – Великие подвиги? Разве их не бывает?

– Бывают, – печально вздохнула Аня. – Но предчувствовать их – еще не значит совершить! Тебе кажется: ты можешь всё, пока не попробуешь хоть что-нибудь сделать в реальности. Конец обычно такой: люди выбиваются из сил и понимают: все их титанические труды – лишь маленький шаг на бесконечной дороге. До великого свершенья им не добраться, как до миража. Мало того, всё вокруг неимоверно запутано, и невозможно разобраться, где – добро, где – зло.

– А по-моему, дело в том, что ты еще несмышленая, – мальчик неожиданно рассмеялся. – Полоса времен «детство – юность – зрелость – старость» – не единственная. Каждый возраст тоже делится на периоды. Вот я, например – ребенок-старик. Я считаюсь ребенком, но давно уже перерос свое детство. А ты – ты как будто недавно родилась во взрослой жизни. Всё, что надо, уже имеешь, но беспомощно хлопаешь глазами, словно младенец, и не можешь идти. Тебе нужно изучить себя и жизнь вокруг – с точки зрения взрослого мира. И верная дорога найдется.

Анна в свою очередь округлила глаза:

– Тебе точно двенадцать лет, а не пятьдесят?

– Мне тринадцать, – с гордостью поправил мальчик.

– Всё правильно, – вяло поддержала его Аня, – самые юные должны верить в себя и в великие свершения. Не то цивилизация погибнет.