Дом этот стоял на трассе, делившей село вдоль на две части и ведущей из Москвы в один из четырех аэропортов столицы. Дом был небольшим, двухэтажным, построенным из силикатного кирпича руками отца Николая, который не был профессиональным строителем, но был трудолюбив и мог руками своими сделать все, за что брался. Земельный участок к дому в двадцать пять соток кормил семью, поскольку на нем выращивалось все: от картошки-морковки и всевозможных трав до томатов-перцев, груш и яблок. Все засаливалось-консервировалось членами семьи на зиму, излишки продавались мчавшимся на дачи и с дач москвичам, прикупавшим на пропитание у живших тут селян по сходной цене свежие овощи, зелень, куриные яйца, козье молоко… Главное – все свеженькое, свое. А хозяевам лишняя копеечка не помешает: самих хозяев двое и детей подрастало в каждом дворе по несколько.
Приезд в августе неожиданной гостьи – в самый период сбора урожая и работ по его сохранению в виде заготовок на зиму – был явно некстати, но как истинно русские люди родители, братья и сестра Николая приняли Киру приветливо. Николаю была даже выделена пара дней для поездки в столицу, чтобы показать Москву гостье. Так Кира познакомилась с семьей своего приятеля, погостила несколько дней да и возвратилась домой.
Новый учебный год начинался первого октября. По возвращении в школу милиции дружеские отношения между Николаем и Кирой только крепли и закончились свадьбой, состоявшейся в первых числах марта.
Роза Васильевна – мать Николая, что называется, костьми ложилась, чтобы свадьба не состоялась, имея о дальнейшей семейной жизни старшего своего сына другое представление. Не сумев противостоять его воле, пообещала Кире практически в день свадьбы, что разведет ту с Николаем уже через год.
Прошла скромная, но веселая свадьба, родители Николая уехали домой, Николай на неделю возвратился в казармы школы. Супруги жили у Киры и ее деда Матвея полтора дня – с середины субботы до раннего утра понедельника: Николай был курсантом очного курса, находился на казарменном положении и возвратиться в учебное заведение должен был не позднее восьми утра понедельника.
Как-то уже летом, в июне, Николай приехал к жене, которая ждала его свежеприготовленными густыми щами с мясом. Съев пару ложек щей, он с явным неудовольствием отодвинул тарелку.
– Капуста переварена – щи есть невозможно! – сказал он.
Конечно, когда мужчина умеет готовить и делает это хорошо, угодить ему непросто. Николай готовил неплохо, переняв это умение от отца. Кира вновь попробовала щи. Да все хорошо! В чем дело? Она обычно готовила их именно такими, раньше он ей никогда претензии не предъявлял. Что теперь-то не так?
– Невозможно? – изумившись, спросила она.
– Невозможно, – нахмурив лоб, настаивал Николай.
Убили не сами претензии, а тон, которым он их предъявлял. Если бы он просто сделал замечание и попросил бы в будущем что-то учесть в приготовлении, посмеялись бы, поели бы, на том бы и порешили… А тут сам тон, выражение лица, совершенно отвратительная мимика… Он был похож на придиравшуюся к любой малости свекруху в самом отрицательном смысле этого слова. Кира заторможенно соображала, но понять ничего не могла: что это было?
– Так есть нельзя? – подытоживала она, видя, что Николай браться за еду не собирается.
– Нельзя, – настаивал он.
– Ну ладно, – приходила она в себя, – раз нельзя, значит, щи выливаются в помойное ведро, – приняла решение Кира и тут же из тарелок вылила щи в кастрюлю, а из нее – в помойное ведро.
Есть больше было нечего: Кира все мясо использовала в щи, полагая, что такие наваристые да с мясом они заменят первое и второе. От такого поворота Николай надулся, молодые первый раз поссорились…
Не сразу, а через пару недель ситуация повторилась. Приехав на побывку к жене субботним вечером, Николай ужинал тушеным мясом с картошкой.
– Картошка перетушена, – сказал он, отодвигая тарелку и всем видом выражая неудовольствие, получаемое им от еды.
Кира перепроверила себя, съев кусок мяса с картофелем: она уже была беременна, могла и пересолить. Нет, все было в порядке. Картофель мягкий, но не расползается, посолен в меру, мясо мягкое, вкусное.
Все повторилось, ровно так же, как и со щами: тот же уничтожающий тон, то же пренебрежительное выражение лица. Это несмотря на то, что Николай питался в выходные дни на средства жены и деда Матвея, поскольку все время обучения курсант состоял на полном государственном довольствии, а его курсантской стипендии хватало разве что на сигареты да на еще какую-нибудь мелочь.
Читать дальше