Василий Рязанов - Счастливое детство

На ходу Коля вспоминал не такой уж давний случай на занятиях гимнастикой, свое падение, вывих атланта, новое, появившееся чувство и свои странные способности, открывшиеся после этого; эксперименты с червячком, спичечным коробком и с более тяжелыми предметами, которые он легко и свободно передвигал в пространстве, и, наконец, эксперимент с Ниночкой, обернувшийся для него таким промахом…

Наконец-то его осенило: ведь это вывихнутый позвонок – причина всему!.. И затем он с ужасом подумал: «Зачем же я восстановил атлант на место!.. Куда исчезла моя сила?.. И что теперь делать?!»

Он бежал, пытаясь на ходу сосредоточиться на позвонке, чтобы сместить его вновь на бок – так, как он стоял на протяжении того времени, когда Коля обладал своей волшебной силой.

Щепкин прощупывал шею пальцами, крутил во все стороны головой… Все безуспешно: не было ни старого доброго бугорка, придававшего ему магическую способность, ни, как следствие, неловкости при вращении головой.

Но у него еще оставалась последняя надежда. Может, он ошибается, и никуда не ушла эта его сила!..

Запыхавшийся, Щепкин на одном дыхании влетел на третий этаж и замер у своей двери, за которой когда-то так беззаботно и спокойно жил вместе с родителями: просыпался утром, выходил к приготовленному завтраку, а затем, наслаждаясь беззаботной свободою, ехал на занятия, где ему доставляли удовольствие тренировки по гимнастике и где его ценили и уважали. А главное – где в перерывах занятий, среди студенческой суеты можно было увидеть недосягаемый, а оттого привлекательный, колышущийся хвостик милой лаборантки Ниночки…

Тепло разлилось в Колином организме от таких мыслей. Успокоенный наполовину, он нажал кнопку звонка.

Дверь отворилась. На пороге стояла Ниночка в домашнем атласном халатике.

У Щепкина перехватило дыхание.

– Колясик, где ты был так долго! – артистично воздела она к небу руки. – Про мандаринки не забыл?.. Вчерашние я уже доела.

Коля Щепкин почувствовал, как голова его закружилась. Ноги подкосились, и он упал в обморок, крепко ударившись головой о порог собственной квартиры. Шея неприятно хрустнула, в голове зазвенело…

Весь в холодном поту Коля очнулся. Неприятно ломило шею. Но вместе с тем он почувствовал прилив энергии. «Как было бы славно, если бы все это оказалось сном!» – мучительно подумал Коля.

Когда я был маленьким, мне очень нравилось прыгать. Я прыгал всегда и всюду, утром и вечером, и даже иногда ночью. Прыгал с качелей, прыгал, играя в «классики», прыгал с бортика в бассейн, спрыгивал с деревьев. Когда мама вела меня за руку и очень спешила – я не шел, как обычные дети, а бежал вприпрыжку, подскакивая то на одной, то на другой ножке. Со стороны, наверное, виделось, что мне очень весело, и кто-то из взрослых однажды сказал: «О-о!.. У этого мальчика счастливое детство: он так радостно прыгает!» И с тех пор меня так и прозвали – Счастливое детство. А мне почему-то казалось, что так называют мой бег вприпрыжку.

Уже потом, когда я подрос и пошел в школу, однажды на уроке физкультуры услышал от учителя: «А теперь делайте подскоки». Дети никак не могли сообразить: что от них требуется? А когда учитель сам показал упражнение, то я сразу догадался, что он когда-то тайком подсмотрел за мной, когда мама вела меня в детский сад, а я прыгал за ней.

– Так это же «счастливое детство»! – сообразил я и первым бросился выполнять подскоки.

С тех пор упражнение это все тоже стали называть «счастливое детство». Стоило учителю только сказать: «А теперь пять раз сделайте «счастливое детство», – как дети наперегонки бросались вприпрыжку по залу.

Но больше всего мне нравилось прыгать в длину. В своем дворе я запросто перепрыгивал самую большую клумбу, в то время как остальные дети не долетали и до середины. (Ох, и попадало им от взрослых!) И даже если б во дворе были еще большие клумбы, я бы и их смог перепрыгнуть. Но таких клумб почему-то не делали.

Мальчишки уважали меня за ловкость, и никогда не спорили: кто дальше прыгнет? Да и что спорить – у меня ведь был свой секрет. Правда, вначале я даже не знал, что это секрет, я думал, его знают все дети, кто хоть однажды прыгал. Но потом мне даже досадно стало, что никто не понимает меня. Мне вовсе не нужно было держать свой секрет в секрете – он и так оставался тайной… Дело в том, что когда я разбегался и отталкивался, то в какой-то момент, на одно очень маленькое мгновение, вдруг забывал обо всем. Я забывал о клумбе, через которую прыгал, о ребятах, о маме, о прыжке, и даже – что мне кажется главным – о самом себе. И в этот момент, когда все вокруг исчезало, я чувствовал, как на секунду зависаю в воздухе. Я замирал и ничего не делал; казалось, что меня просто не существует. А потом, когда я приходил в себя, то с удивлением замечал, как пролетал расстояние в разы большее, чем остальные.