Михаил Синягин - Судьба Центрогаза. Сага о ребятах с нашего двора

Харлей пустил сизую, пахучую струю газа и рванул восвояси. Долго еще Димину голову будоражил его фирменный рев.

Яна обладала замечательным умом: быстрым, решительным и дерзким. Ни на секунду не мог этот ум остановиться и прекратить размышлять. Как теперь понятно, это относилось к светлому периоду. Частенько она задумывалась и о своем неустроенном, как ей чудилось, материальном положении. Очень быстро она сообразила, что Дима занимает положение в компании, которое позволяет ему «зарабатывать» гораздо больше. Подзуживаемая мамой, она решительно потребовала от мужа более дерзких действий на ниве его бизнеса. Ну и правду сказать, жили они пока на съемной квартире, а кое-кто уже построился на Рублевке. По Москве вовсю шуршали джипы, а Дима донашивал свою красавицу-итальянку.

– Вообще, зачем ты этой химией занимаешься, – ядовито спрашивала Яна, – когда все деньги в банках? Иди в банк работать или свой организуй!

– Легко сказать – организуй! – отвечал Дима и видел, что глаз у жены затуманивается и смотрит он куда-то вдаль, где, возможно, и виделся ей образ искомого банка.

– Ну, хотя бы квартиру мы можем свою купить? Или по углам будем ютиться?

– Квартиру, конечно, можно будет подумать, – соглашался Дима, но действий никаких не предпринимал. Дело в том, что они жили в пятикомнатной квартире в отличном районе возле Патриарших прудов, которую помог снять Димин отец у уехавшего на долгий срок дипломата.

Уверившись, что с психическим здоровьем у жены порядок не идеальный, Дима стал пытливее вглядываться в другие черты ее характера. Он с удивлением обнаружил, что зуд приобретательства целиком охватывал Яну, как только у нее заводились свободные деньги. Казалось, они жгли ей карман и руки. Такое стремление немедленно тратить деньги у нее удивительным образом сочеталось с неразумной и даже болезненной скупостью. Алчно горели ее глаза, когда они принимала от мужа зарплату, но еще горячее они пылали, когда она выторговывала на рынке несколько копеек.

Диму, как он сам считал, никак нельзя было назвать жлобом или скрягой, но такое отношение жены к деньгам заставило задуматься, стоило ли так уж посвящать ее в свои финансовые успехи и достижения. Может быть, пришло время стать поскрытнее да поприжимистей? Умерить гордыню и не бахвалиться заработком? «Ну, случись что, а я хотя бы останусь с деньгами», – так думал Дима и вскоре перестал делиться с женой подробностями своей работы.

Когда он только начинал работать во внешней торговле, Дима быстро заметил, что бытовая мораль, в которой воспитывались практически все советские дети, совсем не совпадает с той «государственной» моралью, которой всем им внешнеторговцам приходилось пользоваться на службе. Здесь надо было быть корыстным, даже алчным, отстаивать в цене каждый цент, жадно вымучивать преимущества для своей стороны в условиях контракта, забыть вообще о милосердии и любви к ближнему. Полагалось чувствовать моральное удовлетворение от того, что сумел так нагнуть партнера, что он почти разорился на сделке с тобой. Моральным удовлетворение получалось потому, что материальное вознаграждение вообще никак не соответствовало той выгоде, которую получало государство от твоей работы. Чиновничья машина сгребала все под себя и раздавала потом всем по крошке.

Дима, с помощью коллег и отеческих советов, вскоре освоил основы безопасной внешнеторговой работы в советском учреждении.

Во-первых, не было никакой гарантии, что твой ближайший соратник не окажется сотрудником «конторы». И что он не пишет регулярно отчетов о твоей деятельности. Поэтому надо быть предельно корректным и неискренним. Правду о себе должен был знать только ты сам. Остальным – впечатление.

Во-вторых, следовало избегать длительных поездок за границу. Только на несколько дней, иначе замучают проверками. Один старый служака, правда, еврей, советовал ему вообще никуда не ездить, даже в Болгарию.

– Почему? – удивлялся Дмитрий.

– Арестуют же, – спокойно отвечал Лев Маркович.

– Как арестуют?!

– А сколько уже арестовали? Две недели на выставке в Париже и все! Возвращается, а его уже прямо в аэропорту принимают.

Дима прямо расстроился. Не знал, что и думать. То ли Лев Маркович был уже слишком стар, чтобы помнить правду, то ли наоборот – припоминал ее слишком хорошо.

В-третьих, как советовал тот же Лев Маркович, не оказывать никому из торговых партнеров видимого предпочтения. Все цены пропускать только через конъюнктурный отдел.