Жанна Вишневская - Дети Воинова

Дедушка помертвел. Если бы еще секунду спустя он не увидел на другой стороне улицы мою тетку, призывно махавшую ему одной рукой, придерживая коляску другой, у меня стало бы на одного деда меньше. Когда я вырос и мне рассказали эту историю, я потом долго приставал к тетке, что же такого мог сказать ей дед, что бабушка рассталась со своими единственными золотыми часами, чтобы загладить его вину. Тетка стыдливо отмалчивалась и краснела. По рассказам очевидцев, она еще долго не могла выйти на улицу – над ней улюлюкали даже вороны. Любознательные соседские гопники по памяти записывали и сверяли друг с другом текст, чтобы блистать знанием фольклора на сходках любого уровня. Авторитет деда в глазах местной шпаны вознесся до небес. К нему даже посылали гонцов с просьбой повторить на бис, но, видимо, такая цыганочка с выходом удается только однажды.

Но вернемся назад, в комнату, где даже у амуров на потолках слипались крылья от приторных эпитетов, которыми называли меня совершенно утратившие чувство реальности бабушки и дедушки.

Через неделю идиллия была неожиданно нарушена: на глянцевой попке младенца вскочил прыщ. Женщины стенали, обвиняя мужчин – мол, те недостаточно старательно брились перед тем, как благоговейно приложиться грубыми непростерилизованными губами к священному заду. Все взоры обратились к хирургу. Только его годами накопленный опыт мог спасти младенца. Младенец, правда, чувствовал себя прекрасно, громко орал, хорошо ел, сладко спал и не подозревал о надвигающейся неминуемой гибели.

Дедушка, вооружившись хирургическими пособиями, срочно доставленными из библиотеки на такси, штудировал сложнейшие полостные операции. Бабушка Геня, случайно подсмотревшая ход операции по ампутации нижних конечностей, свалилась в долговременный обморок. Из обморока ее вывело только чувство долга. Срочно кипятили воду. По мобилизации были призваны все многочисленные родственницы женского пола. Дом отдраили до блеска. Танкисту доверили обработку ангелов на потолке, чтобы ни пылинки не упало на детскую попку в ореоле мученика. Что там сражение под Прохоровкой!

Дымоход доверили опытному дяде Сене. Квартира сияла. Мыли окна, двери. Соседи любопытствовали и предлагали услуги. В аптеках были скуплены недельные запасы йода, бинтов, ваты и валидола. Бабушка Серафима стерилизовала инструменты. Папу, зачем-то стырившего с кафедры нейрохирургии трепанатор черепа, с позором разжаловали из ассистентов в санитары. Дедушка Осип звонил коллегам из Москвы и Киева, чтобы получить последние консультации. Те сочувственно отмалчивались.

Наконец час пробил.

На стерильной пеленке лежал не менее стерильный младенец.

Созревший прыщ, размером с недоношенную горошину, призывно синел на розовой попке. Бабушка Серафима еще раз залила йодом прыщ и паркет. Дедушкино лицо не в гамму побелело.

Танкист, бравший Берлин, запивал на кухне валидол водкой. Смех бессердечного дяди Сени глушил младенческие вопли и рыдания мамы и бабушки Гени. На лестнице некурящий папа зажег сигарету с фильтра.

Не растерялась только бабушка Серафима. Выхватив из дрожащих рук флагманского хирурга Балтийского флота скальпель, она ловко проткнула созревший прыщ и залепила микроскопическую ранку пластырем. Я жадно присосался к заботливо подставленной материнской груди. На мое младенческое лицо капали слезы бабушек и пот дедушки-хирурга, так и не справившегося со спецзаданием.

На следующий день ранка на попке затянулась, чего нельзя сказать о душевных ранах бабушек и дедушек, которым суждено было кровоточить до конца их жизни. А все потому, что преданы они были мне так беззаветно, как не был предан больше никто и никогда в моей жизни, и подарили столько любви и нежности, что запаса этого мне хватает и по сей день.

А вот как дедушке Осипу удалось восстановить подорванную репутацию совершенно неожиданным для хирурга способом, я расскажу в следующий раз.

Несколько дней деда Осип пристыженно молчал, безропотно снося ехидные подколы деды Миши и Семёна. Обстановка начала накаляться, женщины стали недовольно греметь кастрюлями на кухне. Бабка Серафима не могла снести неуважительного отношения к Осипу и огрызалась по поводу и без повода.

Мои рижские родственники потихоньку стали собираться домой. Их вяло и неубедительно удерживали.