Стелла Иванова - Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века

А еще бы платье такое в горошек, белое, в красный горошек и с кружевным воротником, как у тети Томы. И юбка у платья – солнце-клеш.

Крутнешься на одной ноге – и юбка вокруг тебя заиграет волнами, поднимется… Нет… Тогда трусы будут видны, мальчишки будут смеяться…

…Я могу долго вспоминать. Наверное, старею. Не помню, что ела на завтрак, но прекрасно помню мысли, когда я была пятилетней…

Я очень, очень волновалась! Очень! Утренник через три дня, и я буду перед всем детским садом читать стихи и песни петь. Нет, я не волновалась из-за стихов и песен. За почти пять лет в садике я их столько спела и прочитала, что мне это было раз плюнуть. Я волновалась из-за платья и короны.

Маме некогда было. У нее отчет. Квартальный! Нет! «Конец года» – назывался отчет. Она приходила домой такая уставшая, что даже на вечернюю сказку для меня у нее не было сил.

Папа из всех художественных поделок мог только одно – нарисовать ровный круг на листе бумаги. Это был его главный талант. Рррраз! И как будто циркулем провел! Ровнехонький кружочек. И пририсовывай к нему уши, или волосы, или корону, или туловище. И я пририсовывала. И получались – рожицы, принцессы и принцессы с ушами и коронами. Но сейчас папино умение рисовать круг на бумаге мне не нужно. Мне нужна корона. Тем более, папа вообще уехал в командировку. В город Орел. Конечно, я сразу представляла себе такого большого орла – птицу, с клювом огромным и страшным, не понимая, почему город так называется и как там люди живут.

Но про город Орел я подумала быстро и забыла, потому что мне нужны были корона и платье. В новогодней постановке я исполняла роль русской красавицы-принцессы. Анна Федоровна, наша музыкантша, сказала, чтобы я никому не говорила, но сказку эту она написала сама и такого утренника ни в одном садике не будет! А короны не было. И платья тоже не было. Ну, с платьем ладно, можно попробовать найти прошлогоднее, когда я была снежинкой.

Переворошив все шкафы и кладовки, платья я не нашла. Зато на глаза попалась мамина белая блузка, ну та, что с бантом на шее. Я немедленно ее на себя напялила и стала перед зеркалом. Хм… Рукава же можно подвернуть! Что я немедленно и сделала. По длине почти нормально – до колен. Подвяжу поясом. Или вот! Бусами! Мамиными белыми бусами! Бант на шее отлично украшал, правда завязывался он довольно низко. Не на шее, а на груди. Вся моя белая майка вылезала наружу. Я вздохнула и уставилась на свое отражение в зеркале.

– Чтой-то тут происходит? Ты чего это мамину блузку треплешь? – бабушка выглянула из кухни как всегда неожиданно.

– Бааа! – заканючила я. – Мне надо белое платье и корону!

– Ага! И хрустальные башмачки! – ответила бабушка и скрылась в кухне.

– Бааа! – ныла я, следуя за ней. – Ну я же выступаю, я буду девочка-принцесса-русская красавица, я же не могу идти в красном платье с жабо (единственное мое парадно-выходное платье, привезенное отцом из Германии)!

– Ну почему же не можешь? Вполне себе. Красное – значит красивое, значит, принцесса, – отвечала бабушка, отмеривая муку.

– Я уже на утреннике седьмого ноября была в нем, и я тогда не была принцессой! – расстроилась я. – Ты тогда говорила, что день седьмого ноября – красный день календаря, вот и красное платье подходит отлично!

– Правильно говорила, – соглашается бабушка, взбивая яйца с сахаром.

– Бааа, ну мне надо белое! БЕЛОЕ! Платье! – с выражением сказала я и протянула руку к тесту.

– Геть! – буркнула бабушка. – Иди сними блузку мамину, помой руки, потом будешь за тесто хвататься.

– А платье? – не отступала я.

– Ну, сейчас пироги испечем и что-нибудь придумаем.

– Уррра! – обрадовалась я и помчалась к шифоньеру, повесить мамину блузку на плечики, но на полдороге вспомнила: – а корону?

– Ну, корону, я не знаю. Где ж я тебе корону-то возьму?

– А сделать? Давай сделаем? – с надеждой воскликнула я.

– Платье я тебе смастерю, из старой простыни белой. Есть у меня. Накрахмалим, кружева пришьем, не переживай. А вот с короной – увы! Я не умею корону, – сказала бабушка, раскатывая тесто и вырезая из него круглые лепешки.

– Бааа, а у нас кордон есть? – не отставала я, глядя, как круглые лепешки и фарш превращаются в бабушкиных руках в пирожки. Правда, пока еще белые, не румяные, не загорелые в печи.

– Какой такой кордон? – удивилась бабушка.

– Ну, такая бумага толстая! – пояснила я ей, непонятливой.

– Картон! Кар-тон, – рассмеялась бабушка. – Не думаю, что у нас есть картон. Хотя постой! – водрузив последний пирожок на противень, она сполоснула руки, вытерла их полотенцем и вышла из кухни.