Александр Гусев - Страх или около того

Одновременно со мной жест повторила и женщина напротив, торжествующе блеснув зеленью радужки, влажно пульсирующей в глубине странной полупрозрачной тьмы: поразительно живой, пружинящей чужим дыханием. Стремясь разглядеть незнакомку и разгадать мучавшую меня загадку, я невольно сделала шаг вперед и вздрогнула.

Улыбка дамы заиграла красками, губы приобрели темно-коралловый цвет, с тем едва заметным оттенком алого, что так нравился мне в помаде. Темнота колыхнулась и будто шагнула назад, позволяя мне разглядеть детали. Невозмутимая особа не сводила с меня глаз, стоя в какой-то арке причудливой формы, увитой плющом. Я прищурилась, вглядываясь в рисунок листьев, и снова подалась вперед, словно что-то манило меня из глубины отступавшей понемногу тьмы. Наши руки синхронно упали низ, и я недовольно скривилась: дурацкая шутка начинала действовать на нервы.

Где-то глубоко-глубоко внутри бездонного колодца моих личных ужасов, фобий и боязни липкая мутная жуть приподняла голову и робко, словно пробуя на вкус, лизнула краешек моей души страхом. Я вдруг поняла, что тишина давит сильнее, чем взгляд особы напротив, копирующей каждый мой жест и движение. Раздражение противоядием выплеснулось наружу, заглушая панику и вызывая злость.

Стало светлее, и оказалось, что женщина стоит в проходе, заплетенном виноградной лозой с тяжелыми кистями ягод. Какая-то мысль назойливым комаром забилась в моей голове, судорожно выдавая ассоциативные картинки. Но ни одна из них не походила на виденное мной. А затем глаза выхватили некрасивый шрам, пересекающий лицо незнакомки, и я выдохнула: несмотря на безумную схожесть, молчаливая дама напротив не была мной. Она была моим… отражением.

«Точно, черт меня подери! – радостно забилось сердце в груди. – Это всего-навсего мое отражение! Я испугалась зеркала!»

Улыбка облегчения тронула мои губы, и матовая поверхность вернула ее обратно. «Но откуда шрам?» – колыхнулась жуть внутри. Я нахмурилась и протянула руку к мерцающей жемчужной пылью амальгаме. Я-отражение потянулось мне навстречу. Наши ладони встретились на перекрестье двух миров. Я осторожно прикоснулась пальцами к глубокой трещине в стекле и вздрогнула: мне показалось, что я дотронулась до уродливого шрама на человеческом лице. По странному совпадению зеркальный скол с точностью повторял рисунок отметины, черной паутинкой бегущей от правого виска по скуле до подбородка на шею.

Где-то внутри меня щёлкнул дверной замок. Я вспомнила: вчера меня не стало.

Я стекла вниз по холодному зеркалу, за которым, торжествующе улыбаясь, стояло мое отражение. Прислонилась горячим лбом к стеклу и застыла. Память ледяными волнами накрыла разум, выжигая остатки чувств

* * *

Я умерла спустя секунду после того, как перестало биться сердце моего ребенка. Пьяный водитель, потерявший управление, влетел на детскую площадку, и мой мальчик просто ушел.

Вечность в ожидании скорой. Ватные коридоры больницы. Темнота и запах смерти. Смерть пахла мимозой.

Я больше не люблю мимозу.

Чёрное зево могилы. Руки мужа, поддерживающие меня на краю. Меня больше нет, но никто этого не видит. Пустая оболочка. Шелуха. Тело без души. Кукла с мертвым глазами. Сколько времени прошло с тех пор?

Не помню.

Муж… Красивый мужчина немного за тридцать. Его волосы полиняли в ту ночь, когда мы стояли, обнявшись, у ворот в ад. У белых дверей операционной. Демоны в бирюзовом сочувственно взмахнули крыльями и забрали моего мальчика в зазеркалье.

Я больше не люблю бирюзовый. Я полюбила бездушную гладь стекла.

«Открой зеркала», – девять ночей шептал чей-то голос во сне. И я сдалась, не в силах сопротивляться. Отраженная реальность, заключённая в серых омутах, вернула мне сына. Это было так просто.

Его заливистый смех. Улыбка. Взгляд. Голос. Но этого было мало.

День за днем я вжималась всем своим мертвым телом в прозрачную дверь зазеркалья, в надежде прикоснуться к своему малышу. Вновь ощутить его тепло и сладкий запах молока и меда. Вглядывалась в серый туман за его спиной, мечтая увидеть дорогу, по которой он каждое утро возвращался в наш дом, чтобы на закате покинуть его.

Однажды муж уничтожил все переходы в зазеркалье. Впервые после точки невозврата я ощутила себя живой: утробно рыча, я проклинала человека, которого любила когда-то. Второй раз мой сын умер у меня на глазах, убитый родным отцом.

Собирая осколки, я всматривалась в раскромсанные перекрестья дорог в надежде увидеть моего мальчика. Но видела только свое искаженное ужасом лицо и неподвижный густой туман. С каждым пустым осколком зеркало моей души тускнело все больше, забирая остатки счастливой когда-то жизни.