Виктор Кабакин - Пешеходное море

Я искоса поглядывал на Бондарева. Сколько времени мы с ним не встречались? Пожалуй, около года. Раньше, когда оба жили в Москве, то часто общались друг с другом. После чрезвычайного происшествия, связанного с побегом преступника, он так и остался жить и работать в Вологодской области. Однако, приезжая в Москву в командировку или отпуск, неизменно восхищался ею. В отличие от меня, он любил столицу.

– Москва хорошеет на глазах, – степенно говорил Михаил, окая совсем уже по-вологодски и мягко растягивая гласные буквы в конце слов.

Я обычно иронически усмехался. Кто лучше меня знает изнаночную сторону московского бытия? Однако иногороднего жителя Москва обычно поражает внешним блеском, является для него лакомой приманкой и вожделенной мечтой.

– Ты стал рассуждать, как провинциал, – возражал я Бондарю. – Москва суетной, взбалмошный и опасный город, из которого хочется бежать, сломя голову. Но Москва – это еще и тяжкие гири на ногах, которые сбросить не так-то просто. Ибо она навязывает свой стиль и образ жизни. Москва словно огромный, шумный базар, где глаза разбегаются от обилия соблазнов. Она манит показной роскошью, как костер мотылька. И многие сгорают в нем.

– На то она и столица, чтобы выглядеть роскошной, – не унимался Мишка. – По всем показателям она должна быть впереди других городов. А ты, как был скептиком, так им и умрешь.

Спор на данную тему мог продолжаться у нас бесконечно и без всякого успеха. Поэтому меня удивило то, что Мишка, неравнодушный к столице и вообще к крупным городам, подался вдруг в маленький Ейск. Он, словно уловив мою вопрошающую мысль:

– Вот купил себе здесь дачу. А что? – и словно я ему противоречил, стал объяснять. Такова была Мишкина манера: ему обязательно надо было растолковать собеседнику, почему он поступил именно так, а не иначе. – Место здесь курортное, хотя и нет огромной массы приезжих и отдыхающих, как в Сочи. Да и обошлась мне дача сравнительно дешево…

– Это все замечательно, – резонно заметил я. – Однако думаю, что тебе, жителю северных широт, больше по нраву должен быть прохладный климат.

Он широко, как обычно, улыбнулся:

– Потому и приобрел здесь дачу, что надоели холодные погоды. Но если откровенно, то предки мои по материнской линии жили в этих краях, и в моей крови течет толика казацкой крови.

– Никогда об этом не слышал, – искренне удивился я.

– Моя бабушка имела когда-то в Ейске свой дом. Она умерла в Великую Отечественную войну, а дом сгорел. Мама во время войны была медсестрой, а после ее окончания сюда больше не вернулась. Ты знаешь, что я у мамы был единственный ребенок. Перед своей смертью она рассказала мне все, что знала о бабушке, и передала кое-какие ее бумаги и сохранившиеся фотографии.

Он помолчал в раздумье, потом добавил.

– Мама очень хотела, чтобы я составил родословную нашей семьи. «Никогда не забывай о семейном дереве, – твердила она. – Связь времен и поколений не должна прерываться». Но если по отцовской линии у меня все более- менее ясно, то по материнской – сплошные темные пятна. Мама даже не смогла толком объяснить, кто ее отец. Его она никогда в глаза не видела. Бабушка однажды упомянула, что он якобы погиб в гражданскую войну. Вообще бабушка, со слов мамы, была суровой и замкнутой женщиной. И всегда жила одиноко. Вот я и подумал, может, здесь найду какие-нибудь корни. Так что не зря меня потянуло сюда. Как говорится, «пепел родины застучал в моем сердце» и позвал меня. Выйду на пенсию, может, поселюсь здесь навсегда.

Пока Мишка со свойственной ему неторопливостью раскрывал некоторые свои семейные тайны, мы свернули с шоссе и очутились на узкой дороге, обрамленной с обеих сторон чередой разнокалиберных дач. Возле одной из них машина остановилась.

– Приехали, – торжественно провозгласил Михаил. – Вот мое ранчо.

Мы вошли в добротный кирпичный дом, с кухонькой и двумя уютными комнатами, одна из которых предназначалась мне.

Распаковав вещи, я выглянул на улицу из окна моей маленькой комнатки, ожидая возвращения друга. Он направился какому-то к знакомому дачнику, у которого имелась коптильня, на предмет приобретения свежекопченой рыбки. Улочка и соседние дачи выглядели безлюдными. На многих дверях и воротах, ведущих в маленькие усадьбы, висели замки. Это удивило меня: разгар дачного сезона, а здесь пустынно.

Мишка задерживался. Несмотря на раннее утро, было уже жарко. Справа из-за кустов отцветшей сирени шпарило южное солнце. Мой слух привлек яростный лай собак. Он немедленно отозвался ответным разноголосым собачьим хором на десятках далеких и близких дач.