Ана Мелия - Наливай и читай. Сборник душевных историй и напитков

К тому моменту он уже распродал все свои вещи и взялся за мамины. Мы однажды домой приходим – телевизора нет. Мама вздохнула и сделала вид, будто ничего не произошло, а я плакала всю ночь в подушку. Я сериалы смотрела, помнишь, «Тропиканка», «Дикий ангел», это были мои законные пара часов другой жизни, той, о которой я могла только мечтать и которой у меня никогда не было. А он и это забрал.

Мы меняли замки, дежурили по очереди, не пускали его в дом. Вот тогда-то мама и сдала. Как-то в один год осела, разболелась, постарела. Я училась в техноложке, ночами не спала, зубрила, днем за мамой ухаживала и на пары бегала, больше ни на что ни сил, ни времени не было. Девчонки наряжались, у них были дискотеки и мальчики, бурная личная жизнь, а я к тому моменту даже не целовалась еще ни разу.

Да и не хотелось, если честно. Я насмотрелась на брата и его дружков, меня вообще от мужчин тошнить стало. Мне казалось, что все такие – животные, без чувств, без души, не тыл и защита, а сплошная угроза. Когда окончила универ, так и осталась нетронутой.

Времена были тяжелые, молодой химик никому не был нужен, я переучилась на экономиста, параллельно подрабатывая где придется. Потом, уже с дипломом, устроилась на приличную работу, там за мной начали мужчины ухаживать, с одним даже роман был, правда недолгий. Я как-то дома одна была, пришел брат денег просить. Глаза стеклянные, весь агрессивный, руками машет. Я зачем-то дверь приоткрыла, он ее выбил, стал кричать на меня. Я в ответ тоже что-то крикнула, мол, денег не дам, убирайся, а дальше ничего не помню. Он, оказывается, с ножом на меня бросился, ударил в плечо, и я сознание потеряла. Спасла соседка, не побоялась, прибежала на наши крики. Успела скорую вызвать, а он сбежал.

Заявление я так и не написала. Жалко стало, но не его, а маму. Было ясно, что в тюрьме он долго не протянет, на него уже смотреть было страшно, одна кожа да кости. И не смогла я решить его судьбу – подумала, если уж суждено ему умереть, пусть хотя бы не добивать маму этими судами и передачками. Да и он сам надолго пропал после этого.

Мама все болела, я ухаживала за ней, летом мы на даче возились, зимой вечерами дома сидели. Вот так и пронеслись годы. Меня сейчас спроси, хочу ли я вернуться в свою молодость, так я умолять буду – ни за что, ни при каких обстоятельствах. Хотя тогда еще была какая-то надежда, что вдруг однажды моя жизнь изменится, ну вот как в кино, каким-то чудесным образом. Но потом, с годами, на место этой надежды пришло мрачное осознание. Ничего. Ничего не будет. Ни хорошего, ни плохого. Хуже, чем было все эти годы, наполненные страхом и отвращением к родному брату, уже не будет. А лучше… Лучше я уже, наверное, сама не смогу принять. Я не умею быть счастливой. Не научилась.

Поэтому в день своего рождения, когда мне исполнилось тридцать восемь, я окончательно, без истерик и прочих глупостей, честно приняла это: я несчастный человек. Одно большое сплошное несчастье и одиночество…

– Подожди, а сейчас тебе сколько?

– Сейчас тридцать девять, через десять дней сорок будет. Говорю же, это подарок мне… – Лена засмеялась и еще плотнее укуталась в свой халат.

– Но как так-то? Это же получается, только один год прошел!

– Да, зато какой! Я после того дня рождения на следующий день отвезла маму в больницу, а сама вернулась домой. И вдруг звонок в дверь. Открываю – Пашка, одноклассник мой. Говорит, пойдем со мной, у ребят с нашей школы вечеринка. Я, конечно, в отказ, слушать весь вечер про чужих детей, жен и мужей в моем положении не самое приятное занятие. Даже близкие уже не церемонились, мол, Ленка, ты бы почаще в кафе и спортзалы ходила, там, говорят, мужики бывают. Будто я их вообще спрашивала… А уж все эти школьные товарищи вообще без тормозов: «А чего не клеится?», «А хочешь, мы тебя с нашим программистом познакомим? Хороший парень, неженатый» – и прочая муть. Легче придушить кого-то, чем выслушивать это целый вечер. Это знаешь, как больно, – видеть в их глазах немой вопрос: «Что с ней не так?» Потому что знала, правы они. Все со мной не так. Бывает, люди рождаются с плохим зрением или больным сердцем. А я родилась с такой патологией – неумение быть счастливой. Поэтому Паше сказала оставить меня в покое, никуда я не пойду. А он ни в какую. Уговаривал час, наверное. И я согласилась, достал уже просто. Что-то напялила на себя, и пошли.

Приходим – сидят все наши. Хорошие они ребята, конечно, вино, гитара, все дела. Девчонки какие-то молодые, чьи-то любовницы или жены – я не разобралась. И был там Саша, тоже с нашей параллели, мы даже когда-то встречались, правда недолго, даже до поцелуев дело не дошло. Он все рассказывал мне о своих трех дочках, о жене, о брате. Брата его, говорит, я должна была помнить, он на год нас младше и в школу нашу ходил. Я кивала, хотя на самом деле в упор не помнила, что там за брат у него был. А он куда-то вышел, а спустя время звонок раздался. Он вскочил, говорит, сейчас ты точно брата моего вспомнишь, и побежал дверь открывать. Они зашли в комнату – и я правда вспомнила. Он был не просто младше нас, он был невысокого роста, поэтому как-то совсем уж не выделялся на фоне других школьников. Но помню, как он хмурился, когда мы встречали его на улице, и как нехотя звал Сашку к телефону, когда я звонила. Еще помню, что однажды мы шли по улице навстречу друг другу, а он так пристально смотрел на меня. Долгим взглядом таким, я даже обернулась потом, а он стоял и смотрел мне вслед.