Марина Нагайцева - Пьесы для провинциального театра

Пильганов-старший родился и вырос в Поволжье, в обрусевшей немецкой семье. На родине предков никогда не бывал, от них ему досталась только фамилия, да и та была настолько переделана на русский манер, что распознать в ней немецкие корни уже и не представлялось возможным. Трудился он на собственной мельнице в провинциальном городке.

Дело спорилось, в семье мир да лад, дети подрастали – дочь и сын, что ещё человеку надо?

В пятнадцать лет дочь Шуру замуж выдали, а тут и сынишка Вася расцвёл своей юношеской красотой, стало понятно: завидный жених в Петровске вырос – высокий, статный, светловолосый, голубоглазый. Днём он работал с отцом на мельнице, а вечером помогал матери по хозяйству.

Парни в этом возрасте скрытные, вот и Василий не признавался, что нравится ему девчонка – косы у неё ниже пояса, а в глазах нежная синева. Девочка скромная, из хорошей семьи.

Впервые увидел её мельком на свадьбе родной сестры: вышла замуж Шура Пильганова за Меренова Александра – двоюродного брата девочки.

В своих мечтах Василий прогуливался с ней под руку по центральной улице Петровска и читал ей стихи, ни о чём другом парень и не помышлял.

Он даже попробовал сочинить несколько строк, записал их на клочке бумаги и носил с собой в кармане до тех пор, пока маменька не постирала брюки вместе с виршами сына.

А вскоре время активистов подоспело. Вступил Василий в Коммунистический Интернационал Молодёжи, выдали ему комсомольский билет и нагрудный значок с пятиконечной красной звездой и надписью КИМ посередине.

Он никогда не опаздывал на комсомольские собрания, а в этот раз, как нарочно, не успел к назначенному часу. Ведь предупреждали же – не опаздывать, собрание архиважное.

Василий вошёл, извинился, сел на последний ряд. Он не сразу понял тему, о чём идёт речь. Лектор убедительно рассказывал о классах, на которые разделились жители города, и о том, что, согласно директиве, Петровское кулачество как многочисленный класс эксплуататоров должно быть уничтожено.

Следом выступил незнакомый гражданин: он рекомендовал составить списки семей к следующей неделе. Для этого комсомольскому активу предлагалось пройтись по подворьям и записать, у кого и сколько домашнего скота, выяснить, есть ли механизмы и наёмные работники в хозяйстве.

Когда Василий подходил к знакомой улице, сердце стучало, словно колокол. Он и сам не мог понять, зачем его сюда несут ноги, не было у него такого задания. Просто решил сразу после собрания идти к двухэтажному зданию, в котором жила она.

Василий увидел её издалека: девочка возвращалась домой.

Ещё минутка, и массивная входная дверь захлопнется. Василий ускорил шаги.

– Эй, подожди, у меня есть важная новость для твоих родителей, – прокричал он и не узнал свой срывающийся от волнения голос.

Быстро, как на духу, поведал ей правду. Всё, что узнал. Она слушала внимательно, не перебивала, ни одного вопроса не задала. В какой-то миг глаза её наполнились слезами, но она взяла себя в руки и только сказала тихим голосом:

– Лицо твоё мне знакомо, а имя не припомню.

– Василий я.

Ему так хотелось узнать её имя, но смущение было велико, и он промолчал.

– Спасибо тебе.

Девочка ушла.

Когда совсем стемнело, Василий снова вернулся к её дому, но свет в окнах уже был погашен или не проникал сквозь плотные шторы.

Отец и мать Василия больше разволновались от услышанного, чем от позднего прихода сына. Таить им было нечего, не голодали они, конечно, но и богатств не нажили, кроме скромного дома и трудовых мозолей, однако боязно им стало за семью и детей: в неспокойную жизнь вступал уездный городок.

Актив стали собирать часто – почти каждый день. Василий, так любивший общественные поручения, свою значимость в комсомольской жизни Петровска, открытый и весёлый, стал сдержанным, настороженным и грустным.

Там, глубоко внутри себя, Василий-младший знал, чего боится: если родителей девочки раскулачат, то он никогда больше не увидит её.

Морозным вечером в доме купцов Просянкиных раздался требовательный звонок.

На крыльце стоял парень. Он тяжело дышал, изо рта клубился пар. Видно, быстро бежал. Шапку он держал в руке, его волосы покрылись инеем.

– Мне бы с хозяином поговорить, – торопливо произнёс он заготовленные слова миловидной женщине, отворившей дверь.

– Проходите, пожалуйста, – вежливо пригласила она. – Сейчас я его позову.

Василий представлял отца девочки крепким и молодым, а в прихожую вышел пожилой мужчина, седина уже прошлась по его волосам.