Xenia Freeda - Лунный календарь любовников

– Всё, на сегодня готово, можешь одеваться.

Я оделась, взглянула на эскиз, который, к слову, был очень хорош, получила причитающиеся деньги и задала всего один вопрос.

– Который час?

– В кухне есть часы. Налево от мастерской.

Получается, я позировала четыре с половиной часа!

– А правда, что ваш кот ест варенье?

– Это кошка. Спроси у неё, а впрочем, без загадок, это правда. Она любит вишневое варенье с кизилом. Его мне присылает бабушка. Хочешь попробовать?

И в тот момент мне захотелось вишневого варенья больше всего на свете.

– Да.

Елисей достал пару серебряных ложек и матовую белую тарелку, налил туда варенье, рядом поставил две чашки с чаем. Вкус у этого варенья был потрясающий, как будто идешь по южному летнему саду и ешь спелые сладкие вишни. От такого вкуса глаза закрываются и начинают сниться сны.

– Ты не натурщица?

– Нет. Пришла заменить Лесю.

– Как тебя зовут?

– Онелик, можно просто Нели.

– Откуда это имя?

– Вроде бы финское, а может, мама его придумала.

– Я коллекционирую странные имена, но скажу честно, не слышал о таком имени.

– Зачем коллекционировать имена?

– Для семи дочерей.

– А у тебя есть хотя бы одна?

– Есть.

– Как её зовут?

– Оливия.

Мы обнялись на прощание, кожа жадно впитала его запах, до головокружения ударивший в нос. На следующий день я получила приглашение поужинать. У художников нет бокалов для вина. Поцелуи художников похожи на вишневое варенье с кизилом: очень сладкие с легкой кислинкой.

С тех пор мы редко расставались. Если он был зол, то звал меня «О», если расстроен «Ли», а когда пребывал в отличном расположении духа «Онелией». Мы пили талую воду, гуляли под дождем, танцевали при свечах, готовили салат из индейки и булгура, лепили маленькие глиняные статуэтки с большой грудью и членом, символизирующие плодородие и успех в финансовых делах.

– Миа. Нашу дочь будут звать Миа, – говорил он и добавлял имя в коллекцию.

Борода была флагом. Флагом, сигнализирующим о любви к другой женщине. Он возвращался с усами и виноватым взглядом из – под густых бровей. Я быстро раскрыла все его карты и уязвимые места. Елисея можно было читать как открытую книгу, но он никогда этого не скрывал. Его я и берегла от Натали. Ведь со мной была его душа.

Шахматист покрылся сыпью. У музыканта открылась язва. Девственник впал в глубочайшую депрессию. Однажды за обедом, который проходил в молчаливом погружении, я сказала Натали:

– Натали, мне кажется, твоё лоно убивает мужчин.

– Что ты такое говоришь? Почему ты обвиняешь моё лоно в том, что мужчины больны? Если они больны, то это их болезнь.

– Все наши любовники чахнут на глазах, а те, что не чахнут – становятся живыми куклами.

– Ты больше меня не любишь?

– Натали, я говорю сейчас не о любви к тебе, я говорю о том, что ты используешь свой дар, привязывая тела мужчин, быть может, против их воли к себе.

– Что у тебя случилось?

И это была моя вторая ошибка, я рассказала ей о Елисее. За обедом при свечах, за столом с белой скатертью я поведала историю тоски. Хотя он не отрастил бороду, а значит, другой женщины в его жизни нет, я всё равно тоскую, ведь в квартире с портретами и вишневым вареньем становится всё меньше моего воздуха.

– Расскажи ему обо мне. Может быть, он захочет прийти на сеанс?

Я рассказала в самых лучших тонах Елисею о Натали, удрученный своей черной меланхолией, которую не прокормить обедами и завтраками, он согласился посетить наш дом.

Натали держалась профессионально. Мы угостили Елисея чаем с шалфеем и медом в сотах, после чего она попросила меня оставить их вдвоем, чтобы начать терапию. Вернувшись через час, я застала Елисея в растерянном виде, а Натали как обычно сияла.

– Пойдем покурим, Ли.

Мы вышли из дома.

– Нет, перейдем на ту сторону дороги. У этого дома явно есть уши.

– Что ты такое говоришь, Елисей? У дома точно не может быть ушей.

– Ещё как может. Как у моего дома есть глаза, так у этого дома уши. Оня, мне кажется, здесь что – то не чисто. Твоя Натали очень неприятная дама и к тому же, она только ждет, как бы залезть на меня.

Мне сразу вспомнилась огромная зеленая склизкая жаба, которую я застала в ванной.

– Поехали домой, Оня.

– Мне нужно убедиться, что всё о чем ты говоришь—правда. Тогда я соберу вещи и приеду домой. Не люблю незавершенных дел.

– Твой воздух там кончается.

– Я знаю.

Мы поцеловались на прощание.

Три дня я ждала подвоха, но ничего странного не происходило, а на четвертый день Натали заговорила о Елисее: